Наука о сексе. Универсальные правила - Андрей Курпатов Страница 31

Мы способны любить только то, без чего не можем обойтись.

Франсуа де Ларошфуко

После того как эти виртуальные «сексуальные раздражители», почерпнутые из растиражированных «эталонов красоты», закрепятся в качестве основных в тщедушной сексуальной фиксации данного конкретного индивида мужского пола, он — этот индивид — столкнется с настоящими телами, настоящими фигурами, настоящими запахами, фактурой, цветами и т. п. Однако они не возбудят в нем потенциально возможной сексуальной реакции. Его сексуальный отклик на естественные сексуальные раздражители будет, мягко говоря, квелым, словно у вечно спящего, но потревоженного зачем-то животного. Мужчина с такой сексуальной фиксацией будет вступать в сексуальные отношения, движимый не внешним, естественным раздражителем, а желанием удовлетворить половую потребность. Он будет поддерживать связь с партнершей не потому, что испытывает к ней интенсивное сексуальное влечение, а потому только, что «так надо», «так принято» — «у мужчины должна быть женщина». Так что в целом сексуальность большинства мужчин — это отнюдь не нормальная, естественная, здоровая сексуальность самца, а изуродованная, слабая, вялая, а часто откровенно вымученная «потуга» лица, изо всех сил пытающегося казаться «самцом».

Вот почему современные мужчины с такой легкостью заболевают мнимой «импотенцией», причина которой только в том, что сексуальные раздражители не слишком «раздражают», не бередят, так сказать, их половую функцию. Вот почему современные мужчины с трудом представляют себе, что значит испытывать безумную страсть, страстное сексуальное возбуждение, и если на что и могут сподобиться — так это на «исполнение супружеского долга». Вот почему их не снедает желание, а тяготит «сексуальная надобность». Вот почему они способны более-менее возбудиться лишь при смене сексуальной партнерши — здесь их возбуждает сам эффект новизны; просто на женщину у них, извините, что-то никак…

Они, возможно, и думают, что испытывали страсть, но при детальном анализе, как правило, выясняется их полная некомпетентность в этом вопросе. Что такое естественная страсть, замешанная на здоровом, сильном и мощном сексуальном возбуждении, — это для значительной части мужчин абсолютная загадка. Не случайно же большинство мужчин воспринимают секс как своего рода нагрузку. Они ведут «регулярную половую жизнь», но при этом страдают от глубоко скрытой в их подсознании тотальной сексуальной неудовлетворенности, компенсируя последнюю чем угодно — от болезненной увлеченности своей работой до алкоголизации и футбольного фанатизма.

И очень забавно в этом свете выглядят классические обвинительные партии женщин: «Все мужики — кобели!», «Самцы голодные!», «Только об этом и думают!», «Им одно это и надо!» и т. п. Складывается впечатление, что здесь мы имеем дело с попыткой выдать желаемое за действительное… В действительности о сексуальности гораздо больше и неотступнее думают женщины, для которых «внешние данные» партнера играют далеко не первую роль. А вот мужчины, которые, как известно, «любят глазами» и постоянно рассуждают о «женской красоте», по факту не способны ни толком увлечься женщиной, ни предаться своему чувству. Женщины способны переживать настоящую страсть именно потому, что сексуальная фиксация (то есть ориентация на какие-то «эротические раздражители») в структуре их сексуальной организации не является принципиальным моментом. Принципиально для женщины, чтобы она «ощущала себя женщиной», а для этого достаточно, чтобы мужчина, оказавшийся с ней рядом, умел производить соответствующее ощущение.

Если мужчина говорит женщине о том, как она красива, поскольку чувствует возбуждение, — это счастье как для самой этой женщины, так и для этого мужчины. Но если же он говорит ей, что она красива, только для того, чтобы заставить себя почувствовать возбуждение, — это беда, причем опять для обоих. Влюбленная женщина будет убеждать самого некрасивого в мире, но любимого ею мужчину: «Какой ты красивый!» — ведь она его таким видит. И не верить ей в этом случае — значит оскорбить ее чувства! Причем она действительно не лжет, в подобной ситуации это чистейшая правда, ведь красота — это не то, что ходит само собой за околицей, а то, что мы чувствуем. Если же мы ее не чувствуем, то ее и нет, она появляется вместе с ощущением радости от собственного, нашего с вами, сексуального возбуждения.

Для того чтобы у мужчины возникло «сильное чувство», ему необходим мощный внешний раздражитель (тогда как женщина вполне может возбуждаться собственным ощущением мужественности своего партнера), но для того чтобы этот раздражитель стал настоящим раздражителем, а не жалким подобием раздражителя, он — этот мужчина — должен иметь соответствующую сексуальную фиксацию, чего, к сожалению, у большинства современных мужчин не наблюдается. Вот почему глупо и нелепо переживать по поводу собственной «некрасивости», ведь такое переживание делает женщину уязвимой, ей начинает казаться, что она «недостаточно хорошая женщина», а потому в значительной степени и не «ощущает себя женщиной», и тут, сколь бы мужественным ни был мужчина, шансы у них двоих на них двоих — нулевые!

«Дитя порока…»

Отношение к гомосексуальности в разные исторические периоды было разным. В Древней Греции она не только не считалась постыдной, но даже, напротив, — воспринималась как один из важнейших педагогических элементов культуры. Позже эта традиция была перенята и Древним Римом. Зрелые мужчины брали более молодых на обучение мужественности, между ними завязывались отношения взаимного восхищения и влюбленности: «старший» восхищался юностью, старанием и красотой «младшего», а тот, в свою очередь, восхищался мудростью, знаниями и силой своего учителя. Фаланга любовников, как писал Лукиан, была непобедима — каждый готов был биться за любимого человека до последней капли крови, а проявить трусость перед возлюбленным было и вовсе невозможно.

Так что «греческая любовь» — это воспитание, педагогика. Отсюда, кстати сказать, ошибочное использование других хорошо известных, но нецензурных производных от этого слова. На самом деле «педерастия» — это сексуальное влечение к детям, не достигшим половой зрелости, тогда как в Древней Греции такое безобразие строго табуировалось. Мужчины в Греции перенимали опыт и знание друг от друга, а для этого требовалась влюбленность, о которой складывали легенды, которой посвящались стихи и философские трактаты. Нечто подобное, кстати сказать, происходило и в Японии, где гомосексуальность тесно увязывалась с самурайским культом мужественности и верности. Причем считалось, что соответствующие традиции в IX веке были завезены в Японию из Китая, так что география тут достаточно широкая.

Впрочем, даже спустя столетия отношение к гомосексуальности не было столь уж негативным. Гомосексуальность была распространена в Европе и практиковалась, даже несмотря на запреты. В России к ней и вовсе относились весьма доброжелательно. До той поры, пока эта тема не стала предметом нравственной разработки, она не считалась чем-то чрезвычайным и из ряда вон выходящим. Причем основа этого негативного отношения к гомосексуальности была укоренена в ссылках на библейские тексты, которые, положа руку на сердце, не несут в себе прямого осуждения гомосексуальности как таковой. Известная ветхозаветная история о Содоме и Гоморре — это история о Божьем гневе, который вызван не гомосексуальностью содомцев и гоморреян, а непочтительным отношением к Его посланникам, ангелам (замечу — существам бесполым), которые пришли в эти города. Христос никаким образом не затрагивает вопрос сексуальной ориентации, а непримиримый и дотошный апостол Павел упоминает гомосексуальность в перечне других «извращений», включая, например, онанизм и пьянство.