Парус для писателя от Урсулы Ле Гуин. Как управлять историей: от композиции до грамматики на примерах известных произведений - Урсула Ле Гуин Страница 30

«Разве можно мне думать о браке?» – горько размышляла она, заматывая калитку проволокой. В тот вечер, когда мальчики легли спать, она вспомнила мистера Флойда и поняла, что ей никогда не нравились рыжие. Оттолкнув коробку с шитьем, она придвинула к себе промокашку и снова перечитала его письмо; когда ее взгляд остановился на слове «любовь», грудь ее стала вздыматься, но не так быстро, как в первый раз, потому что в тот же момент перед ее глазами возникла картина – Джонни, гоняющий гусей, – и она поняла, что не сможет снова выйти замуж, тем более за мистера Флойда, который намного моложе нее; но какой все же милый человек – и какой образованный!

«Дорогой мистер Флойд», – написала она. «А не забыла ли я про сыр?» – тут же пришло ей в голову, и она отложила перо. Нет, она сказала Ребекке, что оставила сыр в коридоре.

«Я чрезвычайно удивлена…» – продолжила писать она.

Но письмо, что мистер Флойд обнаружил на столе, проснувшись следующим утром, не начиналось со слов «я чрезвычайно удивлена». Это письмо оказалось таким теплым, уважительным, непоследовательным и полным сожалений, что он хранил его много лет, даже после женитьбы на мисс Уимбуш и отъезда из деревни. Он попросил дать ему приход в Шеффилде, и его прошение удовлетворили; он послал за Арчером, Джейкобом и Джоном и разрешил им взять на память любую вещицу из своего кабинета.

Стесняясь брать дорогую вещь, Арчер взял перочинный нож, Джейкоб – томик Байрона. У маленького Джона разбегались глаза, и он взял котенка мистера Флойда; братья сочли его выбор глупостью, но мистер Флойд поддержал его: «У него шерстка того же цвета, что и твои волосы». Потом мистер Флойд сказал что-то о Королевском флоте, куда собирался Арчер, и о сборной по регби, куда собирался Джейкоб; на следующий день ему вручили памятную серебряную тарелку, и он уехал – сперва в Шеффилд, где познакомился с мисс Уимбуш, навещавшей дядюшку; потом в Хэкни и, наконец, в Мэрсфилд-хаус, где дослужился до директора, а впоследствии стал редактором популярной серии биографий британских священнослужителей и удалился на покой в Хэмпстед с женой и дочерью. Ныне он частенько кормит уток в пруду Лег-оф-Маттон. На днях он вспомнил о письме миссис Фландерс, стал искать его и не нашел, а спрашивать жену, не убрала ли та его куда-нибудь, ему не хотелось. Недавно он увидел Джейкоба на Пикадилли и сразу его узнал. Но тот вырос таким импозантным юношей, что мистер Флойд постеснялся останавливать его на улице.

– Батюшки-светы, – промолвила миссис Фландерс, прочитав в «Вестнике Скарборо и Харрогейта» заметку о назначении преподобного Эндрю Флойда директором Мэрсфилд-хауса, – никак это наш мистер Флойд!

Сидевшие за столом помрачнели. Джейкоб тянулся к банке с вареньем; Ребекка на кухне говорила с почтальоном; в чашке желтого цветка, кивающего головкой у раскрытого окна, жужжала пчела. Они жили и были живы, пока бедолага мистер Флойд директорствовал в Мэрсфилд-хаусе.

Миссис Фландерс поднялась из-за стола, подошла к камину и погладила Топаза за ушком.

– Бедный Топаз, – сказала она. Кот мистера Флойда давно состарился, даже шерсть за ушами у него поредела, и со дня на день его собирались усыпить.

– Бедный старый Топаз, – повторила миссис Фландерс, а кот потянулся на солнце, и миссис Фландерс, улыбнувшись, вспомнила, как возила его к ветеринару кастрировать и как ей никогда не нравились рыжие. По-прежнему улыбаясь, она пошла в кухню.

Джейкоб вытер глаза грязным платком, встал и поднялся в свою спальню.

Самое удивительное и важное в этой стремительной биографии, рассказанной буквально в одном абзаце, – что мистер Флойд тут совсем ни при чем. Его биография попала в книгу лишь потому, что помогает раскрыть персонаж Джейкоба, основную тему романа, и лучше понять его мир, а также охарактеризовать мать Джейкоба, чей голос звучит в начале и конце книги. Биография мистера Флойда написана в шутливом ключе и кажется всего лишь лирическим отступлением, не имеющим отношения к основному нарративу. В «Комнате Джейкоба» много таких «отступлений». Но ни одно из них не случайно. Вулф ничего не объясняет напрямую и ждет, пока картинка сама сложится у читателя в голове. Ее роман – выдающийся и блистательный пример одновременного использования концентрации и перепрыгивания. В нем пропущены целые годы, огромные промежутки жизни героя. Мы крайне редко видим происходящее его глазами и воспринимаем его сквозь призму восприятия множества людей, чья связь с главным героем может быть даже непонятна читателю. В книге нет сюжета, композиция представляет собой ряд на первый взгляд случайных сцен и виньеток. При всем при том от первого слова до ошеломляющего финала повествование движется неумолимо и поступательно, как в древнегреческой трагедии. О чем бы Вулф ни говорила, ее интересует только Джейкоб; она ни разу не отклоняется от своего фокуса, и все в книге подчинено необходимости поведать его историю.

Практика «парадоксальной фокусировки» является одной из целей третьей части девятого упражнения («Вовлеченность») и дополнительного упражнения из девятой главы (две «разъяснительные пробки»).

Как рассказывать истории

История, согласно моему определению, – это рассказ о событиях (внешних или происходящих во внутреннем мире персонажа), который движется во времени или подразумевает, что время проходит, и описывает трансформацию.

Сюжет я определяю как вид истории, основанный на действии (как правило, конфликте) с тесной причинно-следственной связью между событиями, который завершается кульминацией.

Кульминация сюжета – особое удовольствие; сюжет – особый вид истории. Сильный, грамотно сконструированный сюжет хорош сам по себе. Его можно использовать многократно в течение нескольких поколений. Он становится каркасом нарратива и бесценным подспорьем для начинающих авторов.