Искусственные деньги. Как зарабатывать на предметах искусства - Валентина Мала Страница 29

У меня есть любимое место в Париже — японский ресторан Yamamoto («Ямамото»). Он находится по адресу: 6, rue Chabanais (дом 6 по улице Шабане). Это в паре минут ходьбы от Palais Royal (Палэ ройяль), где блогеры со всего мира фотографируются на «черно-белых столбиках». На самом деле это серия скульптур одного из самых «дорогих» французских художников современности Даниеля Бюрена (Daniel Buran). Он стал знаменит благодаря не только своему таланту, но и достаточно агрессивной манере ведения бизнеса. Бюрен запатентовал свои черно-белые полосы, а точнее, ширину каждой полосы в 8,7 сантиметра.

И теперь эти вертикальные линии официально считаются «предметом искусства». Любое копирование данного стиля без согласия автора (как вы понимаете, сделать это проще простого) нарушает авторские права. Вы даже не можете себе представить, какое огромное количество раз он судился по этому поводу и… выигрывал. Даже мэрия Парижа проиграла ему, когда хотела отремонтировать «столбики», что называется, по-быстрому. Пришлось платить сотни тысяч евро скульптору за внесение изменений в его «предметы искусства». Но я что-то увлеклась.

Итак, «Ямамото». Переступая порог этого небольшого и внешне очень простого заведения, сразу переносишься в фильм «Сны Дзиро о суши». Как в любом суши-ресторане, там открытая кухня, с двух сторон окруженная высокой деревянной барной стойкой со стульями человек на десять и небольшой зал с плотно сдвинутыми столами.

В Париже едят практически «на коленках у соседа», нет русского размаха и пространства. А мне оно жизненно необходимо. Поэтому я облюбовала себе место у окна, в самом дальнем углу стойки. Именно в «Ямамото» каждый раз (а я бываю в этом ресторане минимум раз в неделю уже на протяжении многих лет) я ощущаю на каком-то бессознательном уровне эту тонкую грань, разделяющую обычного повара и великого шеф-повара.

Суонг — великий. Это невысокого роста подтянутый японец непонятного возраста, как, впрочем, и все азиаты. Прекрасно говорит по-французски. Знает каждого клиента. Посетители здесь — исключительно истинные любители и знатоки японской кухни — от простых парижан до знаменитых сценаристов, режиссеров и мировых суперзвезд, а также супермоделей на парижских неделях моды (fashion week). Венсан Кассель и Ленни Кравиц всегда посещают этот ресторан во время своих французских вояжей. Я достаточно часто вижу здесь публичных людей, спокойно наслаждающихся кулинарным мастерством Суонга.

Сделать что-либо простым трудно, но еще сложнее сделать простое совершенным. Для меня японские суши — это воплощение минимализма и безупречности. Все ингредиенты находятся в балансе и гармонии, один вкус дополняется другим. Постепенно растворяясь во рту, они раскрываются и, как океанские волны, отправляют тебя в путешествие по неизведанным землям. Так ноты, складываясь в мелодии, наполняют энергией солнца обычный день или, плача дождем, заставляют подумать о смысле бытия.

Я ужинаю не одна, а в компании моих друзей из мира искусства: Пьер-Антуана (Pierre-Antoine) и Максима (Maxime). Пьер-Антуан — галерист и арт-дилер. Сын швейцарского дипломата и французской аристократки. Вобрал только лучшие черты от обоих родителей: породу и дипломатичность. Ему немного за тридцать. Он как будто пришел из другой эпохи, как главный герой — князь из фильма «Кейт и Лео». Воплощение манер и сдержанности. Особое литературное удовольствие мне доставляет чтение его деловых писем. Сейчас очень редко можно встретить такой красивый современный французский. Я даже копирую некоторые фразы, чтобы потом их использовать в своей переписке.

— Ты должен написать роман. У тебя явно талант, — однажды сказала я ему за чашкой чая в кафе «Пушкин» (Cafe Pouchkine).

Его медовые глаза стали чуть ярче и теплее. Он наклонился ко мне, словно собираясь поделиться секретом, и сказал:

— Я давно уже думал. Но не знаю, смогу ли, — и вздохнул. — Может, когда-нибудь, когда будет что сказать…

Мы познакомились через нашего общего коллегу. Начали работать, а потом и дружить.

С Максимом же я познакомилась через интернет. Он эксперт по русской живописи. Мне нужно было его мнение по одной картине, и я написала ему. Потом начали больше общаться. У меня был период, когда на продажу выставлялось много работ русских художников.

«Я немного опаздываю, désolée ^[30]», — печатаю смс на ходу и отправляю Максиму перед первой нашей личной встречей. Обычно я прихожу вовремя, но сегодня в Париже очередная забастовка, город перекрыт и полиция оцепила квартал. Парковаться можно только в подземном паркинге. Французы любят побастовать, свобода слова, что называется.

«Без проблем, — тут же высвечивается у меня на экране. — Я тебя жду».

— Привет, Максим! Извини, все перекрыто, — еще раз извиняюсь я за опоздание, снимая пальто и садясь за столик в кафе, расположенный напротив аукционного дома «Друо» (Hotel Drouot).

— Привет, Валентина. Не беспокойся, у меня до аукциона много времени. — Ох уж твоя славянская пунктуальность! Ты же знаешь, что в Париже «прийти вовремя» значит «прийти на 15–30 минут позже», — смеется он.

— Наконец-то мы лично познакомились, — улыбаясь, отвечаю я.

— И я рад нашей встрече, — возле его глаз появляются лукавые морщинки.

Максим дерзкий и холеный. Тоже чуть за тридцать. Предпочитает костюмы в итальянском стиле, чуть зауженный пиджак и слегка укороченные штаны, из-под которых виднеются носки самых ярких цветов. Вообще в Париже мужчины любят носить цветные носки. Не спрашивайте почему. Не знаю.

Мы достаточно быстро обсудили наши дела. Наметили план действий и перешли к светской болтовне. Вообще во Франции беседа «по делу» занимает менее четверти всей встречи. Дальше начинаются обычные разговоры. «Надо соблюдать код», — подумала я, вспоминая, сколько еще дел у меня осталось.