Право писать. Приглашение и приобщение к писательской жизни - Джулия Кэмерон Страница 28

И хотя мы редко говорим об этом, писать – это лишь один из способов молиться. Когда пишем – соединяемся с невидимым миром. Это открывает нам врата или канал, и мы получаем возможность поговорить с иным миром, как его ни назови – бессознательное, подсознание, сверхсознание, воображение или Муза. Когда пишем, мы позволяем себе выйти за пределы рационального. Писательство открывает нам двери вдохновения. Двери к Богу – Большой Организованной Гармонии, если хотите. Писательство – духовная ключница. Писательство наводит порядок, расставляет нам подлинные приоритеты.

И пусть кажется, что писать – светское занятие, тем не менее это все-таки духовная практика. Мы беремся за нее сольно, и, почти не перегибая с игрой слов, заметим, что в слове «сольно» есть слово «соль» – суть дела. Погружаясь в текст, как в глубокую медитацию, мы ощущаем, как сопровождают нас высшие силы, поток озарения и вдохновения, которые кажутся «не такими», как наше бытовое мышление.

На протяжении веков творческие люди замечали это высшее измерение и называли его «Богом». Неважно, как его назовете вы. Важно только вот что: когда пишете, получаете возможность соприкоснуться с ним. Не имеет значения, сочтете вы его «Богом», «высшими силами», «вдохновением» или связью с собственным «высшим я». Имеет значение лишь то, что так вы получаете доступ к источнику знаний и наставлений, как творческих, так и повседневных, которые пригодятся вам в жизни.

Если так подходить к этому занятию – как контакту с чем-то большим, чем мы сами – оно уже не кажется таким эгоцентричным и выполняемым нашей блистательной самостью. И его уже не нужно защищать от жизни. Напротив – оно становится частью самой жизни, и можно выступать с ним дуэтом, а не быть гвоздем программы.

Соблазн сделать тексты «своими», особенно когда вам пишется хорошо, – вполне естественное человеческое побуждение. В некотором смысле это скопидомство. Вместо того чтобы оставаться в творческом процессе, мы ухватываемся за какой-то определенный результат. И думаем: «Ого. Это ж настоящая драгоценность, и ее создал я».

«Это лучшее из того, что я написала за последние двадцать лет. Горжусь собой», – сообщила я недавно Дэвиду об одном своем рассказе. А внутренний голос при этом зашептал: «Будь осторожна…» Ничего страшного, если произведение кажется мне хорошим. Это прекрасный текст, но действительно ли он «мой» – уже другой вопрос. Я знаю, что, если честно описать пережитый опыт, произведение это пришло ко мне, но не было мной создано. Я была, как говорит Пит Мондриан, в роли приемника, а не передатчика.

Этот рассказ состоял из серии писем между мужем и женой, разлученных войной. И когда говорю, что я его «написала», – признаюсь себе, что на самом деле произошло нечто совсем иное. Меня выбрали в качестве приемника, который был бы способен подсмотреть и записать свои впечатления о реальных отношениях двух людей, которые уже были полностью созданы без моего участия, и мне не нужно было ничего изобретать. У обоих свой характер, свой взгляд на жизнь, свое прошлое. Я видела их дом, была знакома с их детьми. Я знала, как выглядят их спальни и ванные комнаты, на какой улице они жили, и каким был их двор. Я «знала». А не выдумывала. И не изобретала. Я просто записывала то, что мне показывают. А когда произведение было завершено, включилось мое эго.

Эго терпеть не может быть посредником – если вам не по душе слово «медиум». Эго желает, чтобы все лавры достались ему, но при этом противится осуждению. Ему хочется всего и сразу – заполучить плод труда без усилий, а потом присвоить всю славу, сделав вид, что оно само все «сочинило», а не просто записало.

Да, можно писать и так, чтобы источником текста было эго. Однако это утомительно и мучительно. Когда у меня были сложности с алкоголем, я старалась изо всех сил быть гением, писать как можно лучше, ярче, умопомрачительнее… Стоит ли удивляться, что химические добавки показались мне хорошей мыслью, скрытым преимуществом, в котором я так нуждалась?

Как только бросила пить, я обнаружила, что все мои попытки быть «великим» или даже просто «хорошим» писателем не только выматывали меня, но и вовсе были неуместны. Я начала ощущать, что писательство – это гораздо больше, чем «карьера». Что это занятие – самодостаточно. И мне просто нужно было писать и не слишком рваться оценивать написанное. Но как?

Сценаристы Джерри Эз и Дайана Гулд и публицист Морис Золотов посоветовали мне приклеить над столом записку следующего содержания: «Так и быть, Вселенная. Ты пригляди за качеством. А я пригляжу за количеством».

Хороший совет и все такое, но мое эго восстало против такой скромности, беспокоясь, а не значит ли это, что теперь у меня «нет стандартов». Я говорила им, что у меня «сомнения». Тем не менее я последовала совету – и немедленно стала писать свободнее. Иногда мне нравилось, что получалось. Иногда не очень. Но я писала регулярно и сравнительно легко.

В конце концов я пришла к смиряющему выводу, что все время писала примерно одинаково: кое-какие пики, кое-какие низины, но в целом – просто Джулия. И я стала воспринимать себя уже меньше «автором-автором» и больше «наборщиком текстов». Я стала больше позволять «этому», чем бы оно ни было, писать посредством меня. Я стала писать быстрее. Мое эго было уже не так заинтересовано. Моя карьера тогда пошла на взлет – и неслучайно.

И вот теперь, двадцать лет спустя, я передаю дальше совет, который подарил мне столько свободы: позвольте кому-то или чему-то – или самим словам – писать через вас. Отойдите в сторону и позвольте Великому Создателю или, как моя сестра зовет его, Великому Автору, делать свою работу, используя вас как проводника. Иными словами, не противьтесь, не пытайтесь перехватить силу, что приходит в мир сквозь ваши руки.

В те дни, когда у меня получается «бросить свой камень» [37], перестать зацикливаться на себе, я пишу свободно и с радостью. Моя писательская жизнь – как свободная одежда. Как просторная китайская шелковая пижама. Это жизнь, в которой я – и мои произведения – могут быть такими, какие есть. Поскольку я не заинтересована в том, чтобы выглядеть или вести себя как «настоящий» писатель, могу спокойно жить настоящей жизнью. И мне не нужно думать, насколько я умна и гениальна, поскольку теперь моя задача – лишь прислушиваться к тому, что пытается говорить через меня, я доверяю творческому потоку, который всегда во мне, всегда доступен, как свет – в одном щелчке выключателя.

Это значит, что теперь я могу выключить поток ненадолго, чтобы уделить внимание члену семьи или другу, а потом снова включить его. Я могу перевести Музу в режим ожидания, если случается что-то важное, с чем нужно разобраться. Я могу жить так, будто творчество – мой равный партнер, а не властный и ревнивый супруг. Я могу писать – и при этом иметь и другие влюбленности и увлечения. И позволять им питать творческую работу. Я могу впустить окружающий мир в свою работу как действенную составляющую, а не как то, что нужно усмирять, «пока я работаю».