Инсектопедия - Хью Раффлз Страница 27

Увидим ли мы до моего отъезда из Шанхая, как игроки делают ставки на боях сверчков? Мы наблюдали за их боями в музее Мастера Фана и видели, как торговцы «испытывают» их на рынке Ваньшан и в других местах. Но мне уже начало казаться, что это какой-то «Гамлет» без принца. Азартные игры и сверчки связаны сколько помнит история, с самого начала, разве не так? Цзя Сыдао писал для своих друзей-игроков, верно? А цай цзи – название сверчков на шанхайском диалекте – дословно означает «получать богатство», верно? И ведь именно благодаря азартным играм существуют рынки, именно благодаря азарту бои сверчков не уходят в прошлое, когда столь много других элементов так называемой традиционной культуры исчезает, так? Ведь именно азарт придает драйв этим коммерческим операциям и нашим разговорам?

Мастер Фан, отнюдь не поборник высокой морали, тут со мной не согласился. Он сказал: азартные игры унижают достоинство боев сверчков. И еще: игроки по большей части ничего не понимают в сверчках и мало ими интересуются, с тем же успехом они могли бы делать ставки на партии в маджонг или футбольные матчи.

Не только опыт придавал словам Мастера Фана авторитетный вес. В его тоне убедительно сочетались пуризм (его ригоризм знатока) и энтузиазм (он бесхитростно обожал самих сверчков и провоцируемые ими драмы). И всё же в отсутствии азартных игр ощущалось что-то надуманное. Хотя эта тема якобы игнорировалась из принципа, в разговорах у арены она непременно всплывала. Казалось, что для тренеров и зрителей – если и не для самих сверчков – эти бои без ставок были только репетициями. Но, возможно, так казалось просто потому, что такова была фаза сезона. Через две недели, когда турнир в Цибао дошел до последнего тура, во дворе музея десятки, если не сотни, человек смотрели бои по видеосвязи; а сейчас, когда я пишу эти строки, я вспоминаю господина Чжана, с которым бродил в субботу по рынкам сверчков: он рассказывал, как в начале ХХ века его дядя устраивал бои сверчков ради чести, а не ради денег, как в те времена тренеры чемпионов гордились завоеванными красными галстуками и как, продолжал господин Чжан, рисуя панораму всего столетия, бои сверчков сделались крупным денежным делом только после реформ Дэн Сяопина, когда у людей завелись лишние деньги. Впрочем, даже в Цибао было трудно принуждать людей к нравственной безупречности: трудно было вообразить, что где-то потихоньку не принимаются ставки. В музее беседовали исключительно об игре (победителях и проигравших, чемпионах и ставках), и Мастер Фан увлеченно сплетничал наравне со всеми остальными. Даже он признал, что, когда делаются ставки, бои становятся еще более захватывающими: появляется привкус страсти, одержимости.

И всё же мне казалось, что нам с Майклом не суждено на собственном опыте выяснить, так ли это. Мир игорных домов был слишком нелегальным, слишком замкнутым, мы просто не обзавелись подходящими связями, чтобы в него проникнуть. Господин Хуан, парикмахер, не захотел вести нас в игорный дом. В тот момент я только что приехал в Шанхай и был слаб, как котенок, – от смены часовых поясов и дикой влажности. Мы с Майклом еще не выработали свой ритм устных переводов и смотрелись довольно уныло. Беседа в парикмахерской господина Хуана шла туго, и, хотя он дал нам много информации и держался чрезвычайно учтиво, он побоялся вступать с нами в более тесные отношения. «Это было бы неудобно», – категорично отрезал он.

Сяо Фу, второй сверчкист, с которым мы свели знакомство, отреагировал более тепло. Его брат Ляо Фу когда-то учился вместе с отцом Майкла, и мы четверо прекрасно поладили. Сяо Фу был знатоком сверчков и щедро делился своим опытом. Когда мы встретились в его магазинчике, он принес своих лучших сверчков и набор принадлежностей и терпеливо разъяснил нам многие аспекты Трех Начал. Как и господин Хуан, Сяо Фу сталкивался с большими жизненными трудностями, но ему повезло: его брат Ляо Фу был надежной опорой, помогал ему в бизнесе, опираясь на свои познания о китайском антиквариате, выполнял клятву, которую дал матери, – защищать и оберегать младшего брата. Сяо Фу отказался вести нас на бои сверчков не по своей воле. Другие родные и близкие запретили ему это и возложили на него затруднительную задачу вежливо сообщить нам об отказе. В итоге всё организовал господин У, выполняя обязательство перед неким своим другом, который также дружил с одним моим калифорнийским другом. Он ждал нас на темном перекрестке напротив образцового завода подшипников в промзоне Миньхан, затем забрался, согнувшись в три погибели, в наше лилипутское такси «Чери Кью-Кью» и указал нам дорогу в лабиринте из облупленных многоквартирных домов; вслед за ним мы вошли в незапертую дверь и оказались в подсобке, где помещались только телевизор, аквариум и пластмассовая двухместная банкетка золотого цвета.

Господин У тесно дружил с отцом Начальника Суня – спонсора «сверчкового казино». Начальник Сунь не только позволял пользоваться помещением для боев, но и улаживал проблемы с местной полицией, приглашал судью, который регулировал бои, следил за приемом ставок и выплатой выигрышей. Тот же Начальник Сунь предоставлял «общественный дом», где всё было хорошо организовано и надежно охранялось. Что такое «общественный дом», станет ясно ниже. За все эти услуги он и его партнер Начальник Ян брали себе пять процентов с выигрышей. Господин У, заядлый любитель сверчков и, как мы позднее обнаружили, наделенный даром тонко судить о качествах этих насекомых, был, однако, всего лишь мелким игроком и не принадлежал к этому подпольному миру. Если его поведение покажется странным, – позднее объяснил он, извиняясь, – причина в том, что здесь ему как-то не по себе.

Начальник Сунь, однако, держался непринужденно и радушно. Треники, футболка, пластмассовые вьетнамки, на шее – золотая цепь, коротко остриженные седые волосы, ухоженные ногти, на больших пальцах и мизинцах ногти очень длинные, заостренные. «Прошу вас, чувствуйте себя, как дома, – сказал он. – Спрашивайте, о чем хотите».

Но господин У курил одну сигарету за другой и держался настороженно. Я вспомнил указания, которые он дал нам в такси: во время боя не курить, спиртное не пить, ничего не есть, одеколоном не душиться, мы вообще не должны ничем пахнуть, не должны разговаривать, никоим образом не должны шуметь. «Мы будем как воздух», – заверил его Майкл.

Но держаться незаметно было нелегко. Начальник Сунь со свойственной ему любезностью усадил нас во главе длинного узкого стола рядом с судьей – на места, откуда было лучше всего видно сверчков. Прямо напротив единственной двери. Казино было аскетичным: голая комната с побеленными стенами, и простота обстановки служила залогом транспарентности. Мужчины из окружения Начальника Суня, входя в комнату, могли одним взглядом охватить всё: комнату и всех, кто в ней.

Несколькими днями ранее мы с Майклом смотрели телепередачу, где разоблачались секреты игорного дома со сверчками. Там использовались скрытые камеры, интервью давали люди с размытыми лицами. Так что мы ожидали, что попадем в сумрачный подвал, где обстряпываются сомнительные делишки. Но казино Начальника Яна и Начальника Суня было освещено полоской ламп дневного света, которые озаряли своим дезинфицирующим излучением все углы, а стол был застелен белой скатертью, на которой с хирургической дотошностью, по бокам от прозрачной пластиковой арены, были разложены стерильные принадлежности (кисти из элевзины и мышиных усов, пуховые шарики, коробочки для перекладывания сверчков, две пары белых нитяных перчаток – ко всему этому прикасались только сотрудники казино).