От тьмы – к свету. Введение в эволюционное науковедение - Валерий Даниленко Страница 27

[3] Например, мы можем использовать гипотезы, противоречащие хорошо подтвержденным теориям или обоснованным экспериментальным результатам. Можно развивать науку, действуя контриндуктивно.

[4] Условие совместимости (consistency), согласно которому новые гипотезы логически должны быть согласованы с ранее признанными теориями, неразумно, поскольку оно сохраняет более старую, а не лучшую теорию. Гипотезы, противоречащие подтверждённым теориям, доставляют нам свидетельства, которые не могут быть получены никаким другим способом. Пролиферация теорий благотворна для науки, в то время как их единообразие ослабляет её критическую силу. Кроме того, единообразие подвергает опасности свободное развитие индивида.

[5] Не существует идеи, сколь бы устаревшей и абсурдной она ни была, которая не способна улучшить наше познание. Вся история мышления конденсируется в науке и используется для улучшения каждой отдельной теории. Нельзя отвергать даже политического влияния, ибо оно может быть использовано для того, чтобы преодолеть шовинизм науки, стремящейся сохранить status quo.

[6] Ни одна теория никогда не согласуется со всеми известными в своей области фактами, однако не всегда следует порицать её за это. Факты формируются прежней идеологией, и столкновение теории с фактами может быть показателем прогресса и первой попыткой обнаружить принципы, неявно содержащиеся в привычных понятиях наблюдения.

[15]…если наука существует, разум не может быть универсальным и неразумность исключить невозможно. Эта характерная черта науки и требует анархистской эпистемологии. Осознание того, что наука не священна и что спор между наукой и мифом не принёс победы ни одной из сторон, только усиливает позиции анархизма.

[16] Даже остроумная попытка Лакатоса построить методологию, которая а) не нападает на существующее положение вещей и всё-таки б) налагает ограничения на нашу познавательную деятельность, не ослабляет этого вывода. Философия Лакатоса представляется либеральной только потому, что является замаскированным анархизмом.

[18] Таким образом, наука гораздо ближе к мифу, чем готова допустить философия науки. Это одна из многих форм мышления, разработанных людьми, и не обязательно самая лучшая. Она ослепляет только тех, кто уже принял решение в пользу определённой идеологии или вообще не задумывается о преимуществах и ограничениях науки. Поскольку принятие или непринятие той или иной идеологии следует предоставлять самому индивиду, постольку отсюда следует, что отделение государства от церкви должно быть дополнено отделением государства от науки – этого наиболее современного, наиболее агрессивного и наиболее догматического религиозного института. Такое отделение – наш единственный шанс достичь того гуманизма, на который мы способны, но которого никогда не достигали» (Фейерабенд, П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986: http://www. twirpx. com/file/99677).

Что и говорить, оригинал! В отделении науки от государства есть рациональное зерно: оно делает науку свободной, хотя эта свобода так же относительна, как у церкви. К тому же, в этом случае ей придётся, как и церкви, перейти на самофинансирование. К этому дело в современной России и идёт. В результате церковь останется, а наука в лучшем случае будет влачить жалкое существование, а в худшем – исчезнет.

П. Фейерабенд был тотальным анархистом. Он считал, что анархизм – условие для прогресса в любой сфере жизни, включая науку: «Мой же тезис состоит в том, что анархизм помогает достигнуть прогресса в любом смысле. Даже та наука, которая опирается на закон и порядок, будет успешно развиваться лишь в том случае, если в ней хотя бы иногда будут происходить анархистские движения» (там же)

Почему П. Фейерабенд назвал свою книгу «Против метода»? Потому что он был против методологического принуждения. Метод в науке, с его точки зрения, – это узда, которая сдерживает свободу творчества. А он был за полную свободу научной мысли. Вот почему первая глава в его книге называется «Всё дозволено».

Правда, потом выясняется, что П. Фейерабенд был не против любого метода, а против жёсткого метода. «Идея метода, – пишет П. Фейерабенд, поясняя мысль, почему он против жёсткого метода, – содержащего жёсткие, неизменные и абсолютно обязательные принципы научной деятельности, сталкивается со значительными трудностями при сопоставлении с результатами исторического исследования. При этом выясняется, что не существует правила – сколь бы правдоподобным и эпистемологически обоснованным оно ни казалось, – которое в то или иное время не было бы нарушено. Становится очевидным, что такие нарушения не случайны и не являются результатом недостаточного знания или невнимательности, которых можно было бы избежать. Напротив, мы видим, что они необходимы для прогресса науки. Действительно, одним из наиболее замечательных достижений недавних дискуссий в области истории и философии науки является осознание того факта, что такие события и достижения, как изобретение атомизма в античности, коперниканская революция, развитие современного атомизма (кинетическая теория, теория дисперсии, стереохимия, квантовая теория), постепенное построение волновой теории света, оказались возможными лишь потому, что некоторые мыслители либо сознательно решили разорвать путы «очевидных» методологический правил, либо непроизвольно нарушали их» (там же).

Звучит как будто убедительно, но голословно. Непонятно, почему он решил, что перечисленные им достижения были получены в науке людьми, не опирающимися ни на какие методы. Разве можно, например, лишить человека общих методов (способов) познания? Сознаёт то человек или не сознаёт, но в его голове всегда сидит какой-нибудь способ познания, который стал преобладающим в его мышлении. В одной голове это абсолютизм (или – или), например, а в другой – релятивизм (и – и). Раньше в наших вузах учили студентов диалектико-материалистическому методу, а теперь наши философы застеснялись. Выходит, с методологической свободой дело обстоит не так просто, как казалось эпистемологу-анархисту Полу Фейерабенду.

Либеральный пафос П. Фейерабенда понятен: совершенно справедливо он считал, что творческая свобода – необходимое условие для работы учёных. Если эту свободу не абсолютизировать, она, бесспорно, способствует росту научных знаний. С этим «если» можно принять и следствие вытекающее из свободы научного творчества – плюрализм теорий.

Без плюрализма теорий в науке, по мнению П. Фейерабенда потому нельзя обойтись, что истина рождается на стыке альтернативных точек зрения. Он писал: «Познание представляет собой скорее возрастающий океан взаимно несовместимых (и, может быть, даже несоизмеримых) альтернатив, в котором каждая отдельная теория, каждая волшебная сказка, каждый миф являются частями одной совокупности, взаимно усиливают, дополняют друг друга и благодаря конкуренции вносят свой вклад в развитие нашего сознания» (там же. С. 178).

П. Фейерабенд вовсе не опроверг теорию Т. Куна. Он лишь привнёс в монистический образ «нормальной науки» Т. Куна океан плюрализма теорий и воззрений. Но в увлечении плюрализмом есть опасность запутаться в этих теориях и воззрениях. Между тем истина одна.