Как далеко ты сможешь пройти? - Джон Маклин Страница 27

Вы можете спросить, почему чиновники не создали второй смешанный экипаж и не обеспечили надлежащих условий для тренировок. Дело в том, что они просто не могли этого сделать из-за отсутствия подходящей женщины для второго экипажа. Паралимпийским комитетам приходится выбирать людей из очень небольшого круга спортсменов, и в каждом виде обычно есть несколько категорий для участников с разной степенью подвижности. Несмотря на колоссальную территорию, Австралия — страна с относительно небольшим населением. В нашем случае это означало, что нам с Гэвином пришлось по очереди тренироваться в одной лодке с Кэтрин. Гэвин переехал в Канберру и жил там безвыездно, в то время как я продолжал уезжать домой к семье так часто, как только мог.

Но меня все это не беспокоило. Я никогда, ни минуты не сомневался в том, что в 2012 году в Лондоне честь Австралии будем отстаивать мы с Кэтрин. В отличие от предыдущих спортивных состязаний я собирался сделать это не ради Джона Маклина. Это было испытание для всей семьи. Теперь нас было трое, и я считал, что делаю это ради всех троих. Мы все приносили жертвы, и я не мог позволить, чтобы они оказались напрасными. Даже появление соперника в лице Гэвина не поколебало моей уверенности. Здоровая конкуренция полезна. Необходимость бороться с ним заставляла меня показывать все, на что я способен.

Однако жизнь не всегда следует нашим тщательно составленным планам. Чад стал нашим тренером вместо Педро. Несмотря на то что именно Чаду удалось заставить меня вернуться в спорт, даже он не давал мне никаких гарантий относительно Лондона. Накануне финальных квалификационных соревнований Чад подошел ко мне и сказал:

— Комитет примет решение о месте в лодке на основании результатов последней гонки в Италии.

— Ясно, — сказал я, нисколько не сомневаясь в успехе. Все мои друзья и родственники уже начали планировать поездку в Лондон. Кое-кто заказал билеты и забронировал номера в гостиницах. Я не допускал даже мысли о том, что могу не попасть в команду.

— Комитет собирается предоставить Гэвину возможность выступать первым, — добавил Чад.

В программу предстоящей регаты были включены заезды двоек и одиночников, которые нужно было провести за один уикенд. Наша лодка стояла в расписании обоих дней. Это означало, что Гэвин будет грести с Кэтрин в первый день, когда они оба будут свежими. Мне же предстояло грести во второй день.

— Но почему? — возмутился я. — Ведь это мы с Кэтрин выиграли серебро в Пекине. Мы квалифицировали лодку для Лондона. И теперь мы уже достаточно долго успешно выступаем вместе. Неужели я не заслужил право первым попытаться отстоять свое место в лодке?

— Но ты выступал первым на последней гонке, — парировал Чад.

— Что ж, во всяком случае, в лодке будет датчик Biomec, и ты сможешь сравнить темп и мощность наших гребков, — примирительно сказал я.

Biomec — это прибор, измеряющий мощность гребка. Он размещается на вертлюге там, где крепится весло.

— В этот раз мы его не привезли, — сказал Чад. — Решение будет принято лишь на основании показанного времени.

— Но ведь на второй день Кэтрин будет уставшей. Как можно сравнивать результаты первого дня и второго?

— Комитет решил руководствоваться этим критерием, — отрезал Чад, давая понять, что разговор закончен.

Как и следовало ожидать, в первый день лодка шла быстрее, чем во второй. На середине дистанции я почувствовал, как лодка потяжелела, и это свидетельствовало о том, что Кэтрин начала терять силы, поскольку ей пришлось выкладываться два дня подряд. Однако, помимо выступления в двойке, мы с Гэвином участвовали в гонках одиночников, где я показал время на 15 секунд лучше его.

Вскоре после возвращения в Австралию мне позвонили. Это был руководитель отборочной комиссии.

— Мы решили взять Гэвина.

— Как? Почему? — я не мог поверить своим ушам. — На каких основаниях вы производите замену в экипаже, который должен выиграть?

Он ответил на мой вопрос, но не сказал ничего, с чем я мог бы согласиться. Я разбил все его аргументы. В ответ он лишь посоветовал:

— Вы можете обратиться в апелляционную комиссию.

Когда руководитель отборочной комиссии повесил трубку, я набрал в грудь побольше воздуха, постарался успокоиться и сделал другой звонок. Трубку взяла Аманда.

— Ну как? — спросила она обеспокоенным тоном. Она знала, по какому поводу я звонил.

— Меня не берут, — только и смог произнести я. Аманда глубоко вздохнула и замолчала. Наконец, она сказала:

— А в чем дело?

— Все кончено.

Я не знал, что еще сказать. Все эти долгие месяцы бесконечных жертв — и ради чего? Я не увидел, как мой сынишка делал свои первые шаги, потому что находился в Канберре. Его первые шаги! Все, что я почувствовал в тот момент, невозможно выразить словами. Мне хотелось, чтобы Кэтрин никогда не просила меня вернуться в спорт. Мне хотелось, чтобы я никогда не встречался с Чадом и не позволял ему соблазнять меня идеей вернуться. «У всего, что происходит, есть своя причина», — всегда говорил я себе. Ничто не происходит просто так. Но причина такого поворота судьбы была мне совершенно непонятна.

В обычных обстоятельствах я провел бы несколько дней или недель в расстроенных чувствах, а потом заставил бы себя подняться и двинуться дальше. После больницы я отказывался барахтаться в жалости к себе. Мори помог мне преодолеть разочарование и позор, пережитые на сиднейских Играх, собраться с духом и снова пойти вперед. Сейчас мне хотелось сделать то же самое. Я хотел оставить все это как можно дальше позади, и как можно быстрее.

Вот только была одна проблема. Мне нужно было обзвонить друзей и родственников, которые уже забронировали билеты на рейсы в Лондон, и лично сообщить им, что они могут поехать на Паралимпийские игры, но меня там не будет. Разговоры с ними были довольно продолжительными. Каждый раз мне приходилось рассказывать эту историю с гораздо большим количеством подробностей, чем я сделал в этой главе. Все реагировали совершенно одинаково:

— Это несправедливо, Джон… Тебя обокрали… Разве ты не можешь ничего сделать?

Все были возмущены, и их негодование возвращало меня к тому моменту, когда мне позвонили и сказали, что я потерял свое место в лодке.

Даже после того, как все эти звонки были сделаны, я не мог избавиться от разочарования. Жители Пенрита подходили ко мне и говорили: «Я слышал, ты вернулся в большой спорт. Когда отправляешься в Лондон?» Я пытался отделаться коротким ответом, но это вызывало еще больше вопросов и приводило к одной и той же реакции: «Это несправедливо, Джон… Тебя обокрали… Разве ты не можешь ничего сделать?»

Аманда хотела, чтобы мы продолжили жить нормальной жизнью. Через пару месяцев после перестройки моего дома в Пенрите мы начали обсуждать идею переезда в Сидней. Ежедневные часовые поездки на работу и обратно стали ее утомлять. К тому же поступавшие из Сиднея приглашения выступать с лекциями заставляли меня все чаще уезжать из дома. Жить так далеко от Сиднея не имело смысла. К тому же дом в Пенрите принадлежал мне. Я купил его на деньги, полученные от компании грузоперевозок в рамках компенсации за нанесенное мне увечье. Мы с Амандой считали, что во всех отношениях будет лучше, если мы найдем дом, который станет нашим общим. Теперь, когда я уже не собирался ехать в Лондон, никаких причин откладывать осуществление этих планов больше не было. Однако я пока не был готов к этому разговору. Мне все еще не удалось преодолеть разочарование от того, что меня оставили за бортом лондонской сборной. Всякий раз, когда я пытался это сделать, кто-нибудь заводил разговор и снова засасывал меня в трясину этого чувства.