Бог не любовь. Как религия все отравляет - Кристофер Хитченс Страница 27

Шестьдесят лет назад в Египте, рядом с древним поселением христиан-коптов в Наг-Хаммади, нашелся тайник с давно забытыми «евангелиями». Найденные свитки принадлежат к тому же периоду и происходят из того же региона, что и многие канонические «Евангелия». Уже много веков они известны под собирательным названием «гностические». Так их окрестил некий Ириней — раннехристианский патриарх, запретивший их как еретические. Гностические тексты включают в себя «Евангелия», т. е. рассказы о второстепенных, но значимых персонажах признанного «Нового» Завета, — таких как «Фома Неверующий» и Мария Магдалина. Теперь среди них есть и «Евангелие от Иуды», о существовании которого известно уже много веков, но лишь недавно его текст был обнаружен и весной 2006 года опубликован Национальным географическим обществом США.

Как и следовало ожидать, Евангелие от Иуды по большей части состоит из спиритуалистической околесицы, однако его взгляд на «события» все же несколько правдоподобней официальной версии. Во-первых, Евангелие от Иуды, как и другие гностические писания, утверждает, что бога «Ветхого» Завета следует бежать как огня, ибо он есть мерзостная эманация больных душ. (Нетрудно понять, почему оно навлекло на себя столь жесткие запреты и проклятия: христианская ортодоксия есть не что иное, как триумфальный финал чудовищных сказок «Ветхого» Завета.) Иуда, как положено, присутствует на Тайной вечере, но отходит от привычного сценария. Когда Иисус жалеет других апостолов за то, как мало они знают об истинном значении происходящего, отщепенец Иуда смело заявляет, что понимает, в чем проблема. «Я знаю, кто ты и откуда ты», говорит он предводителю. «Ты пришел из бессмертного царства Барбело». Это «Барбело» не бог, но небесная страна, родина по ту сторону звезд. Хотя Иисус родом из этого вышнего царства, он не приходится сыном никакому ветхозаветному божеству. На самом деле он аватар Сета, третьего и менее известного сына Адама. Его миссия — показать последователям Сета дорогу домой. Признав в Иуде сочувствующего культу Сета, Иисус говорит с ним наедине и дает ему особое поручение: помочь ему освободиться от плотской оболочки и вернуться на небеса. Кроме того, он обещает показать Иуде звезды, которые укажут ему путь в том же направлении.

Даже эта ненаучная фантастика несравненно логичней вечного проклятия, наложенного на Иуду за то, чего требовала педантично выстроенная хроника предсказанной смерти. Более того, это несравненно логичней, чем до скончания века проклинать евреев. Жаркие дебаты о том, какие «евангелия» следует считать боговдохновенными, тянулись веками. Разные люди предлагали разные каноны, и разрешение спора потребовало немалых человеческих жертв. Никто не осмелился сказать, что все они были сочинены людьми через многие годы после окончания заявленной драмы, и что «Откровение» Святого Иоанна, похоже, угодило в канон только из-за (довольно распространенного) имени автора. Но, как писал Хорхе Луис Борхес, если бы верх в этом споре одержали александрийские гностики, через много веков какой-нибудь Данте подарил бы нам гипнотически прекрасное описание чудес Барбело. «Сланцами Борхеса» назвал бы я творческую энергию и силу воображения, необходимую для того, чтобы представить сквозное сечение ветвей и кустов религиозной эволюции, каждый из которых вполне мог бы расти из другого ствола (другой строки, мелодии, стихотворения). Царство Барбело, мог бы добавить Борхес, славили бы величественные своды, шпили и гимны, и опытные инквизиторы сутками занимались бы теми, кто сомневался в его существовании: начиная с ногтей и — все более изобретательно — до самых яичек, влагалища, глаз и внутренних органов. Соответственно, неверие в Барбело считалось бы верным признаком полнейшей безнравственности.

Лучший из известных мне аргументов в пользу крайне сомнительной историчности Христа таков. Его неграмотные апостолы не оставили нам никаких записей, да и в любом случае, не могли быть «христианами», поскольку им не довелось читать написанные позднее книги, верить которым обязан всякий христианин. Кроме того, у них и в мыслях не было, что на словах их учителя кто-нибудь возведет церковь. (Да и в Евангелиях едва ли можно найти указания на то, что Иисус хотел стать основателем церкви.)

Но как бы то ни было, сумбурные пророчества «Ветхого» Завета обещают, что Мессия родится в городе Давида. Этим городом, похоже, действительно был Вифлеем. Однако родители Иисуса, судя по всему, жили в Назарете, и ребенок, если он у них был, вероятней всего, появился на свет именно там. Так возникло неимоверное количество вымысла об Августе, Ироде и Квиринии, призванного создать легенду о переписи и перенести сцену рождения в Вифлеем (в этой сцене, кстати, не фигурирует никакой хлев). Но к чему такие ухищрения, если можно было просто написать, что Иисус родился в Вифлееме? Возможно, отчаянные попытки подправить историю — это косвенное доказательство того, что некто, позднее ставший важной фигурой, родился на самом деле, и имеющиеся свидетельства пришлось задним числом подгонять под древние пророчества. Однако моя чистосердечная попытка быть беспристрастным наталкивается на Евангелие от Иоанна, согласно которому Иисус не родился в Вифлееме и не происходил из рода царя Давида. Если даже апостолы не знают фактов или не могут прийти к согласию, что толку от моего анализа? И раз уж речь зашла о царственных предках Иисуса: если они так важны, к чему потом расписывать его бедняцкое рождение? Почти в каждой религии, от буддизма до ислама, найдется неимущий пророк или принц, переходящий на сторону бедноты, но это чистой воды популизм. Вполне естественно, что религии в первую очередь обращаются к большинству — нищему, пугливому и темному.

Противоречиям и ляпам Нового Завета посвящено немало книг, написанных именитыми учеными, и никаких объяснений, кроме жалких ссылок на «метафоричность» и «Христа чистой веры», христианские светила пока не предложили. Слабость их аргументации вызвана тем, что до недавнего времени христиане могли без лишних разговоров сжечь или утихомирить любого, кто задавал неудобные вопросы. Тем не менее Евангелия полезны как очередная демонстрация того, что явствует из предыдущих книг: религия создана человеком. «Закон дан чрез Моисея», пишет Иоанн; «благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа». Матфей пытается доказать примерно то же самое. Он привязывает всю евангельскую историю к нескольким строчкам из Книги пророка Исайи, который — за восемьсот лет до так и не установленной даты рождения Христа — сказал царю Ахазу: «Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет и родит Сына». Из этого Ахаз заключил, что ему будет дарована победа над врагами (чего так и не произошло — даже если рассматривать этот эпизод в широком историческом контексте). Картина продолжает меняться, стоит нам вспомнить, что слово, переведенное как «дева», а именно «альмах», не означает ничего, кроме «молодой женщины». Как бы то ни было, млекопитающее homo sapiens не способно к партеногенезу, и даже если одной матери удалось бы обойти этот запрет, это не стало бы доказательством божественной природы младенца. Таким образом, религия, как обычно, пытается доказать слишком многое и тем вызывает подозрения. Следуя зеркальной аналогии, Нагорная проповедь воспроизводит Моисея на горе Синай, а безымянные слушатели Иисуса исполняют роль еврейского народа, повсюду следовавшего за Моисеем. Таким образом, пророчество исполняется — в глазах тех, кто не замечает или кого не заботит такое «обратное проектирование». Лишь в одном из Евангелий короткий отрывок (именно за него с радостью ухватился Мел Гибсон), дублируя поведение бога на Синае, вкладывает в уста раввинов требование возложить вину за кровь Иисуса на все последующие поколения евреев, — требование, явно выходящее за пределы их власти и полномочий.