MOBY. Саундтрек моей жизни - Моби Страница 26
MOBY. Саундтрек моей жизни - Моби читать онлайн бесплатно
Батареи у меня дома подрагивали от горячей воды и пара. Я положил шляпу, перчатки и пальто на батарею в гостиной, и вскоре вся квартира пахла как стайка мокрых собак. Все, теперь я не в отношениях. Это разве не должно привести к сексу, любви, неудачным свиданиям и прогулкам за ручку в «Кони-Айленде»? Я лично считал, что раз я один, то теперь мне не надо разговаривать с девушками, и я могу спокойно спать один, почитав на ночь «Дюну».
Я подумал, как Джанет пересаживается на другую линию на Таймс-сквере. Как она плачет по пути в Гарлем. Представив, как она плачет в метро под мигающей флуоресцентной лампой, я невыразимо огорчился. Я сел на матрас и снял носки; они были мокрыми, и им тоже была прямая дорога на батарею. Я просто ужасен. Я сделал больно человеку, который этого совсем не заслуживал. Я хотел, чтобы следующие мои отношения были вечными. То будут отношения с небольшой болью, может быть, даже с большой, но не с такой финальной болью, из-за которой я остался в квартире наедине с мокрыми носками на батарее, а моя бывшая плакала до самой Сто двадцать пятой улицы на 9-й линии.
Смазанный черный маркер
«Палладиум» был самым большим клубом в Нью-Йорке. В «Ред Зоун» была лучше музыка, в «Туннеле» – архитектура, «Марс» был более крутым и странным, «Неллс» – более гламурным. Но «Палладиум» оставался вершиной всей клубной жизни города. Он был самым большим, с самой громкой звуковой системой, самой большой сценой. А еще он больше всего пугал.
Вечерами по выходным тротуар Четырнадцатой улицы перед «Палладиумом» всегда был полон клубных ребят, студентов, начинающих рейверов и молодых людей из пригородов, разодетых в лучшую манхэттенскую клубную одежду и всячески пытающихся преодолеть бархатные веревочные заграждения и попасть внутрь. Разочарованные клубные ребята называли его «Потрахиум», потому что он был рассадником дешевого, бессмысленного секса. Осенью 1990 года, впрочем, для меня не существовало никаких рассадников секса – ни дешевого и бессмысленного, ни ценного и осмысленного.
Разочарованные клубные ребята называли его «Потрахиум», потому что он был рассадником дешевого, бессмысленного секса.
Я жил буквально в тени «Палладиума», потому что он стоял всего в нескольких сотнях ярдов от моей первой квартиры на Четырнадцатой улице. Каждый день я проходил мимо входа и думал: «Выступлю ли я там когда-нибудь? Поработаю ли там диджеем? Впустят ли вообще меня туда в следующий раз, когда я встану в очередь?»
Я стал ходить в «Палладиум», когда еще учился в школе, а вместо клуба там был театр. В середине восьмидесятых «Палладиум» был отличным местом проведения панк-роковых и нью-вейвовых концертов – один из запущенных, но еще сохранивших прежнюю величественность театров. У меня с моими школьными друзьями-панками была целая традиция посещения «Палладиума»: сесть на поезд «Метро-Норт» в Дариене и попытаться спрятаться в туалете, чтобы не платить за проезд. Если туалет был занят или выглядел слишком отвратительно, мы тратили деньги, заработанные на стрижке газонов, чтобы купить билет до Манхэттена за 4,25 доллара.
На Гранд-Централе мы тихо поздравляли себя с тем, что нас впустили в Нью-Йорк; для подростков-панков из Коннектикута даже дышать манхэттенским воздухом казалось чем-то из ряда вон выходящим. Мы несли на себе клеймо пригородного разочарования и одиночества; по всему выходило, что нас, в наших джинсах «Рэнглер», должны были остановить на границе Манхэттена и отправить обратно в Коннектикут с поджатыми нью-вейвовыми хвостами.
Мы несколько часов бродили вокруг Гранд-Централа, теряясь на концах платформ и исследуя подземные этажи вокзала, куда посторонних обычно не пускают. Гуляя по закрытым нижним этажам, мы надеялись найти там племена зомби-троглодитов, как в «Человеке Омега», но единственными живыми существами, с которыми мы там встречались, были крысы и (реже) бомжи, совсем не радостные от того, что их кто-то нашел.
Джим был басистом в нашей школьной панк-группе The Vatican Commandos и нашим лидером. Он носил косуху и кожаный ремень с шипами и знал, как работает нью-йоркское метро. Мы ходили за ним по разным крутым местам центра города: он вез нас по 6-й линии от Гранд-Централа до Канал-стрит, и мы шли в «Канал Джинс». У нас никогда не было ни на что денег, но нам очень нравилось смотреть на панк-рокерские футболки и прекрасных сотрудниц с пурпурными ирокезами. Мы стояли, спорили о наших любимых группах и футболках и спрашивали себя, сможем ли мы когда-нибудь выпросить у родителей достаточно денег, чтобы купить себе футболку Crass или Agnostic Front.
На Гранд-Централе мы тихо поздравляли себя с тем, что нас впустили в Нью-Йорк; для подростков-панков из Коннектикута даже дышать манхэттенским воздухом казалось чем-то из ряда вон выходящим.
Потом мы отправлялись в Юнион-Сквер-парк. Родители всегда давали нам одинаковые указания, когда мы ехали в город: «Возвращайтесь последним поездом и держитесь подальше от парков». Так что мы ходили вокруг Юнион-Сквер-парка, в котором было полно торчков и высохших деревьев. Потом шли в расположенную по соседству кафешку «Нейтанс» за хот-догами и «Кока-колой», садились за грязные пластиковые столы и пялились на наркоманов, панк-рокеров, копов и трансвеститов. Просидев несколько часов, тщательно храня «Колу» в бумажных стаканчиках, мы проходили пятьдесят футов от «Нейтанс» до «Палладиума». Скучающий сотрудник «Палладиума» отрывал контроль с наших билетов, и мы со всех ног бежали к сцене, надеясь встать в первый ряд.
Неважно, на кого мы шли: Boomtown Rats, Simple Minds, OMD или The Clash – мы безоговорочно обожали их всех. Они были настоящими музыкантами на настоящей сцене. Они записывали пластинки и приезжали из другой страны. Простояв пять часов у сцены, отплясывая под панк-рок и «новую волну», мы ехали по 6-й линии обратно на вокзал Гранд-Централ. В полночь Гранд-Централ выглядел пустой пещерой, где жили только бездомные, несколько наркодилеров и пьяные бизнесмены, спешившие на последние поезда до Ларчмонта, Брюстера и Дариена.
Мы садились на поезд «Метро-Норт», он приходил в движение, и наш друг Чип блевал. Это случалось каждый раз. На концертах в «Палладиуме» мы все пили «Кока-колу» и воду из фонтанчика в мужском туалете, но Чип шел в бар, покупал пиво и напивался. На выезде из Нью-Йорка всегда слышался звук полупереваренных хот-догов и пива, исторгаемых на пол поезда под ноги Чипу. После того как его рвало, мы отсаживались от него на несколько сидений и притворялись, что не знакомы с ним.
Когда поезд останавливался в Норотон-Хайтс, я сходил с него и бежал домой. В ушах звенело, от хот-догов и «Кока-колы» болел живот, но я просто сиял – я шел с концерта панк-рокеров и считал Нью-Йорк самым идеальным городом на планете.
Сейчас же шел 1990 год, и Юнион-Сквер-парк потихоньку расчищали; мертвые деревья увезли прочь, а за больными пытались ухаживать. Наркоманы переселились в Томпкинс-Сквер-парк и Ист-Ривер-парк. А «Палладиум» переделали из театра в самый большой ночной клуб в мире.
Я сидел на грязном матрасе в нашей гостиной и завтракал, и тут зазвонил телефон.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments