Хилтоны. Прошлое и настоящее знаменитой американской династии - Рэнди Тараборелли Страница 21

– Моя карьера – быть женой Конрада Хилтона, и я благодарна за это Богу, – сказала она своему другу Эндрю Солту.

Позднее она вспоминала: «Да, я действительно так считала. Мне было приятно быть женой очень важного человека, чье могущество росло с каждым днем, помогать в его карьере, следить, чтобы дом содержался в образцовом порядке, и занимать свое место в обществе, которому принадлежал он».

Честно говоря, Конрад и не ожидал от нее чего-то более серьезного. Его вполне устраивало, что она хочет быть светской дамой, а особенно то, что она не претендует на роль матери Ники и Баррона. Однако он считал нужным давать ей деньги только на наряды и прочее; увидев же ее расходы на обстановку дома, он немедленно наложил запрет на дальнейшие траты.

– Но, Кони, я еще не закончила!

– О нет, дорогая, все уже кончено.

Финансовые вопросы всегда были проблемой в отношениях Конрада с окружающими, особенно с членами семьи. Лично ему здесь все было ясно и понятно. Он зарабатывал деньги тяжелым и честным трудом и не собирался раздавать их всем подряд, в том числе и своим родственникам. Кто-то скажет, что это было проявлением невероятной скупости.

Он же придерживался иного мнения. Втайне (и никогда публично, ибо он был человеком очень скромным) он жертвовал огромные суммы на различные благотворительные мероприятия, что свидетельствовало о его безусловной щедрости. Мог ли скупердяй и скаредник быть таким филантропом? Он никогда не жалел денег на благотворительность, особенно в пользу католических организаций. Однако в отношении родственников и друзей он придерживался того мнения, что они должны так же усердно трудиться, как и он, и самостоятельно зарабатывать себе на жизнь, а не рассчитывать на выгоду быть его близким родственником или другом. Более того, он считал неправильным давать им деньги, ибо это может только развратить их, лишит их стимула зарабатывать на жизнь собственным трудом и умом и в результате обесценит их жизнь.

Его точка зрения подтверждалась личным опытом бизнесмена, пережившего Великую депрессию; он знал, что значит потерять все и как трудно вернуть заработанное. Это люди его поколения, которое называли поколением великих, заработали американскому доллару уважение всего мира, сделали его таким весомым. А что касается Жа-Жа, то спор о деньгах был решен быстро и не в ее пользу.

– Женщины, не умеющие обращаться с деньгами, попадают в неприятнейшие ситуации, – так вспоминал Конрад свои слова, сказанные Жа-Жа (что наряду с его расчетливой экономностью выказывало несколько высокомерное отношение к женщине, довольно обычное в то время). – И у нас с тобой таких проблем не будет.

Они с Жа-Жа занимали места в торцах длинного стола, Несколько слуг под руководством дворецкого Уилсона подавали одно блюдо за другим, незаметно убирая опустевшие тарелки.

– Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать, – сказала Жа-Жа.

– Джорджия, – заявил он, – отныне ты можешь рассчитывать на определенный бюджет. В начале каждого месяца я буду выдавать тебе чек на 250 долларов. Можешь тратить их как тебе угодно: на одежду, парикмахера, косметику, завтраки, чаевые и все в этом духе.

Она кивнула.

– А домашние расходы – мебель, ткани, еду – ты будешь оплачивать с моего счета.

Она снова кивнула.

– Но если ты выйдешь за пределы суммы, выделенной на твои личные расходы, этот перерасход будет вычтен из твоих денег на очередной месяц. Хотя бы научу тебя разумно тратить деньги, – сказал он наставительным тоном. (Чтобы было понятнее, тогдашние 250 долларов эквивалентны сегодняшним трем тысячам, что представляется значительной суммой.)

– Конрад, я не ребенок, – вспыхнула возмущенная Жа-Жа. – И я тебе не дочь, а жена.

Интересно, что в это же самое время его сын-подросток частенько обсуждал с отцом вопрос своих расходов. Так, на днях Баррон передал отцу список своих расходов и объяснил, почему ему нужно на карманные расходы больше двух долларов в неделю, или, как он выразился, «поднять ему жалованье». На телефонные разговоры у него уходило 50 центов в неделю, и за эту неделю у него образовался долг в 20 центов, что, по соглашению, аналогичному соглашению с Жа-Жа, означало уменьшение «жалованья» в следующем месяце. В той же записке он объяснял, что тратит на транспортные расходы 82 цента в неделю. Подробно разбирая другие расходы за неделю, он приходил к выводу, что ему необходимо повысить «жалованье» на 3 доллара, то есть довести его до 5 долларов. Его рассуждения убедили отца, и тот согласился увеличить ему «жалованье», но только до 4 долларов.

Но держать жену на ограниченном бюджете было труднее, чем сына. Как он вспоминал: «Я старался убедить свою Цирцею в необходимости разумно тратить деньги, но с таким же успехом я мог обращаться к статуе в парке».

Однажды Конрад заметил счет на шесть домашних халатов из шифона. Он возмутился и стал выговаривать Жа-Жа за эту покупку.

– Да, я купила себе халаты, – с самым невинным видом призналась она. – Но они же для дома! А ты сам сказал, что все домашние расходы оплачиваются за твой счет.

Он только засмеялся в ответ на ее довод. Когда же она попыталась на том же основании потребовать права покупать подарки для «домашних друзей», то есть друзей, приезжающих к ним в гости, он просто не знал, что сказать.

– Я понял, что гламур стоит денег, – шутил Конрад, – а Жа-Жа была в высшей степени гламурна.

Но если говорить серьезно, то Конрад строго контролировал бюджет Жа-Жа. Если она тратила на свои нужды 5 или 10 долларов и относила эти расходы на счет мужа, он соответственно сокращал в следующем месяце деньги на ее карманные расходы. Она жаловалась, что это не позволяет ей тратить столько денег, сколько тратят женщины из круга Конрада, что она чувствует себя униженной, вынужденная считать каждое пенни, тогда как они нисколько не ограничивают себя в расходах. А он объяснял, что, следовательно, ей следует обуздать свои аппетиты.

Еще одна проблема, с которой столкнулся Конрад, была крайняя эгоистичность его супруги. Всю жизнь он стремился быть полезным обществу и своим участием в благотворительных мероприятиях помогал людям. Убеждал ли он людей в необходимости обращаться к Богу с молитвой, требовал ли он добросовестной службы от своих иностранных рабочих, чтобы они могли поддерживать свою семью в родной стране, он действительно заботился о своих собратьях по разуму, а вовсе не играл в этакого добродетельного бизнесмена. Тогда как Жа-Жа думала только о самой себе.

Сколько раз Конрад пытался втолковать Жа-Жа, что необходимо что-то делать для других, – как-то раз предложил ей посетить убежище для бездомных и посмотреть, что значит накормить бедняка, – но на нее его доводы не оказывали ни малейшего влияния. Она практически ничего не знала о событиях в мире, интересуясь только ситуацией в Венгрии, поскольку та могла плохо отразиться на ее семье. Ничто ее не волновало, кроме ограниченной суммы на расходы, выделяемой ей мужем. Единственной ее страстью были походы в магазины, помимо этого Конраду ничем не удавалось ее заинтересовать. Ко всему прочему, у нее был совершенно необузданный характер.