Путь хеджера. Заработай или умри - Биггс Бартон Страница 21

По окончании Принстонского университета Эмили переехала в Нью-Йорк. Заручившись поддержкой руководителя кафедры истории Принстона, она получила престижную работу исследователя в Совете по международным отношениям.

В начале июля, в субботу, Эмили и Джо наслаждались поздним завтраком, и Эмили сказала ему:

– Я всегда была очень близка с отцом, поэтому хочу рассказать ему, что встречаюсь с тобой и что это серьезно – что бы это ни значило.

– Надеюсь, это значит все, – произнес Джо.

– Конечно, так и есть. Но ты слышал, что я сказала? Я хочу рассказать все папе.

Когда Джо понял, что имеет в виду Эмили, на какой-то миг он испугался.

– Это может стать для нас концом, – произнес он.

– Не драматизируй, – возразила она ему. – Нас ничто не сможет разлучить. Кроме того, мой папа – человек широких взглядов. Вот мама – совсем другое дело. Пожалуй, она немного консервативна. Но ведь я хочу рассказать все отцу, а не ей. И я не собираюсь спрашивать у него разрешения.

– А тебе не кажется, что мы избегаем такой темы, как моя расовая принадлежность? – спросил Джо. – Эмили, у нас будут очень, очень серьезные проблемы.

– Проблемы есть у всех. Родители мамы были очень богаты и жили в Гринвиче сотню лет. Папа из Нью-Джерси, и у него не было денег. Бабушка с дедушкой думали, что он ухаживает за ней ради ее богатства.

– Да, но ведь он учился в Принстоне и был хафбеком, – сказал Джо.

Через неделю Эмили рассказала все отцу, ничего не утаив. Доуз был удивлен, но воспринял новость благосклонно. Он заверил дочь, что Джо ему очень нравится и что он считает его одаренным молодым человеком. В тот же вечер он с большим волнением сообщил об этом жене, прибавив, что рад за Джо и Эмили.

– Я очень ценю этого парня. Я очень рад и за Джо, и за Эмили.

Андреа Доуз была потрясена. Эта привлекательная пятидесятидвухлетняя женщина с широким, несколько напряженным лицом, длинным носом и слегка подкрашенными белокурыми волосами поддерживала себя в хорошей форме, играя в гольф и занимаясь физическими упражнениями под руководством личного тренера в тренажерном зале клуба Green Acres Country. Она родилась в семье, которая жила в Гринвиче много лет, и училась в Кентской школе и Вассарском колледже. У нее были уверенные манеры богатой женщины, унаследовавшей большое состояние и абсолютно убежденной в своем высоком положении в обществе.

По сути, Андреа Доуз была снобкой, хотя, пожалуй, она очень удивилась и рассердилась бы, если бы кто-то назвал ее так. Ее мать, бабушка Эмили, привила дочери чувство принадлежности к высшему классу – к тому кругу людей, которых она называла «достойными». К их числу относились главным образом выходцы из богатых аристократических семей. Еще когда Эмили жила в кругу семьи, старая дама с холодной улыбкой бросала в чей-либо адрес короткую пренебрежительную фразу: «Не наш класс, дорогая». Разумеется, старая леди благополучно забыла о том, что сама родилась в маленьком городке в штате Огайо, вышла замуж за богатого человека и обрела положение в обществе благодаря деду Эмили.

– Ты, должно быть, шутишь! – сердито прошипела Андреа. – Дэвид, иногда ты бываешь безнадежно наивным. Он определенно не тот, кого я вижу спутником жизни Эмили. Ты как-то говорил, что его мать официантка, а отец фабричный рабочий. Что он знает о нашем образе жизни?

Миссис Доуз представляла себе, что Эмили выйдет замуж за какого-нибудь привлекательного мужчину, которого она могла бы с гордостью назвать своим зятем. Он должен быть выходцем из известной семьи, учившемся в Йеле (и желательно был членом тайного общества «Череп и Кости»), а затем и в Гарвардской школе бизнеса. Свадьба должна состояться в июне, на большой террасе Green Acres Country Club, выходящей на ухоженное, покрытое густой зеленью поле для гольфа. Торжество может пройти в один из прекрасных летних вечеров в роскошной обстановке: камерный оркестр играет музыку Коула Портера, все освещено волшебным золотистым светом: все гости очень красивые, а она сама любезная и величественная. Затем счастливая пара будет жить во все бо́льших и бо́льших домах в Гринвиче, а она станет возить своих послушных, любящих внуков со светлыми кудрявыми головками в клуб на уроки тенниса.

Джо Хилл совсем не соответствовал этому образу. Хотя Андреа Доуз понимала, что некоторые женщины могут счесть Джо весьма привлекательным и что у него достойная работа, она не могла не думать о его расовой принадлежности и незнатном происхождении.

Доуз всегда боялся гнева жены; как будто прочитав ее мысли, он уклончиво произнес:

– Я не уверен, серьезно ли все это.

– А вот моя интуиция подсказывает мне, что это очень серьезно. Подозреваю, что Эмили приводила его в мой дом в тот уик-энд, когда мы были во Флориде. Я заметила некоторые признаки. Это твоя вина. Ты пригласил этого человека, своего подчиненного, в мой дом на ту глупую, легкомысленную футбольную вечеринку, и он соблазнил твою дочь. В нашей постели, насколько я понимаю. Если он так умен, как ты говоришь, то наверняка сообразил, что я богата, и теперь гоняется за моими деньгами.

Доуз не понял, видит он в глазах жены слезы ярости или сожаления. Почему она всегда говорит «мой дом» и «мои деньги»?! Разве это не их общий дом и разве он не внес свой вклад в это богатство?

По общему мнению, Дэвид Доуз был хорошим человеком, но главной в их браке была Андреа. Именно она верховодила в семье и принимала самые важные решения. У нее имелось свое твердое мнение по любому поводу, и она легко впадала в ярость. Доузу хорошо платили, но он получал вознаграждение главным образом в виде акций Grant с ограничением права продажи, а не в виде наличных денег. Богатства, унаследованного его женой, хватало на то, чтобы учить троих детей в дорогих учебных заведениях, иметь членство в четырех клубах, вести роскошный образ жизни и владеть просторным домом в стиле «тюдор» в Гринвиче, лыжным домиком в Аспене и домом на берегу моря в Палм-Бич. Но все это, конечно же, не оправдывало ее поведения.

Андреа сделала паузу и с недовольством посмотрела на мужа.