Сознание как инстинкт. Загадки мозга: откуда берется психика - Майкл Газзанига Страница 21

По-видимому, высшая нервная система представляет собой чрезвычайно искусно смонтированную комбинацию точных нейронных связей и ассоциативных сетей… Нейронная сеть делится на множество мелких подразделений с последовательным и параллельным соединением. Более того, дробление на подсети отражает как структуру внешнего и внутреннего миров, так и наше отношение к ним^[36].

В душе Крик был теоретиком и при этом обладал даром «выкапывать» из самых разных дисциплин идеи и результаты экспериментов и использовать их так, что рождались новые теории и идеи новых экспериментов. Он ясно сформулировал серьезные задачи, связанные с пониманием сознательного опыта. Он обладал тем бесценным качеством, о котором говорил Уильям Джеймс: «Секрет мудрости кроется в умении видеть, на что не стоит обращать внимание». А Крик был мудр.

Вскоре Крик объединился с Кристофом Кохом, ярким, умным и фантастически деятельным нейробиологом и специалистом по информационным технологиям из Калифорнийского технологического института. К проблеме сознания они решили подойти со стороны зрительной системы млекопитающих – к тому времени исследования по этой теме уже дали массу экспериментальных данных. Крик с Кохом задались целью найти нейронные корреляты сознания (NCC – neural correlates of consciousness), то есть минимальный набор нейронных событий и механизмов, которые в совокупности обеспечивают специфическое сознательное восприятие^[37]. «Между любым психическим событием и его нейронным коррелятом должна быть четко выраженная связь. Иначе говоря, любому изменению субъективного состояния должно соответствовать изменение состояния нейронной системы. Следует отметить, что обратное вовсе не обязательно, два разных состояния нейронов в мозге могут не давать отличий в субъективном переживании»^[38], – объясняет Кох. Звучит в высшей степени логично и просто – исследованиям сознания очень не хватает таких характеристик.

Свой квест Крик и Кох начали с двух предположений о сознании. Первое – что в каждый момент времени какие-то активные нейронные процессы коррелируют с сознанием, хотя другие с ним не связаны. Вопрос: чем они отличаются? Второе, «предварительное», как они выразились, заключалось в том, что «во всех проявлениях сознания, таких как запах, боль, зрение, самосознание… и прочие, задействуется один общий механизм, а может, и более одного»^[39]. Разобравшись в одном аспекте, Крик с Кохом получили бы подсказки и для всех остальных. Чтобы не тратить время на споры, они решили отложить обсуждение на потом. Они обошли тупиковый вопрос соотношения сознание/тело и решили не давать пока четкого определения сознанию ради научного подхода к исследованию, поскольку оба имели свое примерное представление о том, что такое сознание, и это помогло им избежать риска преждевременных выводов на этот счет.

Уклонившись от точного определения, Крик и Кох решили быть последовательными и не уточнять функции и целевое назначение сознания. Также они условились, что сознанием в том или ином виде обладают некоторые высшие виды млекопитающих, – но не все. Так, можно иметь основные признаки сознания и не владеть речью. Сознанием низших животных они на тот момент заниматься не планировали, хотя в той или иной степени допускали существование такового. Ученые договорились не рассматривать и самосознание как самореферентный тип сознания. За пределами их внимания остались также гипнотические состояния и сновидения наряду с волеизъявлением и интенциональностью. И наконец, они проигнорировали квалиа – субъективное ощущение, восприятие «красноты», – решив, что если известно, как воспринимает красный цвет один человек, то, наверное, можно с достаточной долей уверенности полагать, что и все мы воспринимаем его так же.

Ни Крик, ни Кох не считали, что NCC раскроют все тайны сознания. При эмпирическом исследовании сознания идентификация нейронных коррелятов сознательных процессов в сравнении с бессознательными сузила бы требования к моделям, достоверным с точки зрения нейробиологии. NCC могли бы сыграть такую же важную роль в развитии теории сознания, как ДНК в изучении механизма генетического наследования. Открытие строения молекулы ДНК и построение ее 3D-модели позволило понять, как отделяется и реплицируется молекула в полном соответствии с законами Менделя. Первые точно выявленные NCC станут первой ступенью в построении теории сознания, однако сами по себе они не объяснят связь нейронной активности с сознанием. Для этого нужны модели – и первые из них не заставили себя ждать.

Крик открыл шлюзы – исследования сознания вновь получили одобрение. За два предыдущие десятилетия были заложены основы и наработаны эмпирические данные о механизмах мозговых процессов. Экспериментаторы бросились в бой, используя постоянно увеличивающийся арсенал новых методов, спектр которых в настоящее время очень широк: от возможности как записи, так и контроля возбуждения отдельных нейронов (мечта Крика осуществилась благодаря оптогенетике) до визуализации активности мозга разными способами и обработки данных с помощью компьютеров. Ученых, внявших предостережению Крика о том, что «данные интроспекции нельзя воспринимать буквально, их следует трактовать в терминах, отличных от тех, что в ней принимаются», изумило бесконечное разнообразие бессознательных мозговых процессов. Нейробиологические модели, включавшие в себя вычислительные, информационные и нейродинамические элементы и предлагавшие объяснение связей между нейронной активностью и сознанием, возникали, подобно выдумкам озорных неугомонных детей. Модели различаются в соответствии с заданным уровнем универсальности (примерно об этом мы поговорим в 5 главе), и хотя некоторые из них кое в чем схожи, ни одна не дает исчерпывающего объяснения всем аспектам сознания и ни одна пока не получила всеобщего признания.

В следующих главах я намерен изложить новую концепцию и наметить план размышлений о проблеме сознания. Я робею и волнуюсь, мне, мягко говоря, страшновато лезть со своими идеями в историю, созданную величайшими мыслителями и учеными. Но мы сейчас располагаем огромным и быстро увеличивающимся объемом новой информации, и при некотором везении это позволит нам взглянуть на волшебную работу мозга под новым углом. Гипотезы Декарта и других философов прошлого о как бы парящей над мозгом душе, а также теории новых механицистов о сознании как цельном объекте, продукте единого механизма или сети, попросту ошибочны. Я намерен твердо стоять на том, что сознание – это не объект. Мы произносим слово «сознание», когда хотим описать субъективное ощущение множества инстинктивных и/или связанных с памятью явлений, происходящих в организме на протяжении жизни. По этой причине слово «сознание» говорит о сложности организации живого существа. А чтобы понять, как функционирует сложный организм, надо знать, как устроены и как работают разные отделы мозга, обеспечивая сознательный опыт в том виде, в каком мы его воспринимаем. Об этом и пойдет дальнейший разговор.