Творческая диета. Как сотворить идеальную фигуру - Джулия Кэмерон Страница 20

Вчера вечером я сорвалась. Я ужинала в ресторане с моей дочерью Доменикой и Эммой Лайвли, соавтором моих музыкальных опусов. Мы заказали блюда, которые подходят под принципы «чистопитания», и прекрасно себя чувствовали, пока Доменика не сказала, что ей хочется десерта. Прозвучало это совершенно невинно. Ведь она же не предложила: «Давай устроим пир». Она произнесла что-то вроде «Просто кусочек десерта». Хорошо, кусочек, но чего именно? Дочь выбрала нечто под названием «Кофейная кантата Скарлетт О’Хара». Оно представляло собой мороженое со вкусом кофе в окружении свежей малины, и все это — политое горячим шоколадом. Официант принес десерт с тремя ложками — для каждой из нас. Смутно осознавая, что это глупо, я тем не менее старалась сопротивляться. Но первая ложка привела ко второй, а там и дальше. Мороженое было восхитительным. Малина и горячий шоколад — тоже. Я поняла, что съела больше, чем треть. Сахар бросился мне в голову. Что же я наделала?

Впрочем, это и так было ясно. Я сорвалась. Мороженое еще не было съедено и наполовину, а я уже почувствовала, как мой IQ потерял несколько пунктов. Я ощущала себя не столько объевшейся, сколько обалдевшей — как будто мне врезали колотушкой по голове. А ведь мне нужно было еще урок проводить — но какой урок? Все вечерние планы безвольно плавали у меня в голове. Собрать мысли в кучу и ясно думать не получалось, хотя я пыталась. Я чувствовала себя так, словно выпила пару очень крепких шотов.

«Мам, ты в порядке?» — спросила дочь.

«Кажется, нет», — произнесла Эмма.

«Я в норме», — запротестовала я, но, конечно, норма там и рядом не лежала. Я мысленно прошептала молитву, прося помощи и избавления от собственной глупости. То ли в отчаянии, то ли от вдохновения я достала из портфеля блокнот и принялась записывать для себя заметки о том, чему, как я надеялась, будет посвящен вечерний мой урок. Почерк выглядел совершенно невменяемым. Каракули, кажется, шатались, как пьяные. Бог знает, как я смогу отзаниматься со своими учениками.

«Хоть убейте меня, — взмолилась я Эмме и Доменике, — но я не могу позволить себе это есть».

Пока я ехала в такси до нужного места, чувствовала сонливость, и в то же время у меня кружилась голова. Из машины я выходила очень осторожно, а оказавшись в здании, зашла в класс и аккуратно перенесла свои заметки по плану урока на большой флипчарт, стоявший перед партами. Я снова заметила, что мой почерк совершенно сошел с ума. Я сама, видимо, тоже.

Урок длился два часа, и вела я его на автопилоте. Меня мучило чувство необъяснимой тревоги — наверное, примерно так же ощущает себя пьяный вдрызг ветеран вьетнамской войны, скурив косяк перед тем, как идти патрулировать. «За дураками да пьяными Бог присматривает», — часто слышала я и теперь вспомнила это выражение, чувствуя себя одновременно и дураком, и пьяницей. Закончив урок, я еле дождалась такси, чтобы поскорее добраться домой.

Сон не накрыл меня мягким одеялом, как это обычно бывало. Он набросился как зверь. Я проспала десять часов, и все это время меня раздирали жуткие сны. Проснулась я с пересохшим ртом и колотящимся сердцем. Это было полноценное похмелье — хотя я не выпила ни капли алкоголя.