Философия: Кому она нужна? - Айн Рэнд Страница 17

Похожее явление, надолго приведшее меня в замешательство, наблюдается и в политике. Комментаторы часто призывают некоего политика поставить интересы страны выше своих (или партийных) и пойти на компромисс со своими оппонентами – и такие призывы адресованы не к мелким жуликам, а к уважаемым людям. Что это значит? Если политик убежден, что его идеи правильны, своим компромиссом он предает страну. Если он убежден, что идеи его оппонентов ошибочны, вредить он будет опять же стране. Если он не уверен ни в правильности своих идей, ни в ошибочности чужих, ему следует проверить свои взгляды ради себя самого, а не только ради страны, так как истинность или ложность его идей должны представлять огромный личный интерес прежде всего для него самого.

Но такие размышления предполагают концептуальное сознание, воспринимающее идеи серьезно, то есть производящее свои убеждения из принципов, производимых реальностью. Перцептивное сознание неспособно представить, что идеи могут быть для кого-то важны; оно относится к идеям как к делу случайного выбора, к способу достичь какой-то немедленной цели. С этой точки зрения человек не избирается на публичную должность для того, чтобы проводить определенную политику, – он защищает определенную политику, чтобы быть избранным. Если так, то с какой стати он вообще должен хотеть быть избранным? Люди с антиконцептуальным мышлением никогда не задают себе такие вопросы: понятие долгосрочной цели находится за пределами их возможностей. (К такому типу людей принадлежит огромное число политиков и обозревателей; и если их мышление представляется как должное и правильное, то что это говорит об интеллектуальном уровне сегодняшней культуры?)

Если человек подчиняет идеи и принципы своим «личным интересам», то что это за интересы и как он их определяет? Обратите внимание на бессмысленную и самоотверженно нудную работу, которой отдает себя политик, если его цель – должное управление страной – не представляет для него никакого личного интереса (или адвокат, для которого справедливость – пустое слово; писатель, объективная ценность книг которого ему неинтересна, как женщине, которую я приводила в пример). Перцептивное мышление не может рождать ценности или цели и вынуждено брать их «из вторых рук» как данность, а затем идти по предлагаемому пути. (Не все такие люди являются одинокими волками-трайбалистами, некоторые – верные, озадаченные трайбалисты в своей психоэпистемологической глубине; но все они – люди антиконцептуального мышления.)

Со всем своим упором на «самого себя» (и «любовью к себе») волк-трайбалист не имеет ни личности, ни личных интересов – у него есть лишь сиюминутные прихоти. Он осведомлен о каждом своем непосредственном ощущении, как крупном, так и мелком. Заметьте, что каждый раз, когда он берется говорить о духовных (то есть интеллектуальных) ценностях, о вещах, которые лично он любит или которыми восхищается, люди шокированы банальностью, вульгарностью, заимствованной низкопробностью того, что от него исходит.

Одинокий волк чувствует, что его «я» существует отдельно от его действий, работы, стремлений и идей. Он думает, что все они – груз какой-то внешней силы (общества, реальности, материальной вселенной). Его настоящее «я», как он чувствует, – невыразимая сущность, свободная от качеств и отличительных черт. Одно верно: его «я» невыразимо, то есть не существует. Личность человека – его разум, который воспринимает реальность, формирует суждения, выбирает ценности. Для одинокого волка-трайбалиста «реальность» – бессмысленный термин; его метафизика состоит в постоянном ощущении, что жизнь – заговор людей и вещей против него. Пойдет ли он «по головам», чтобы отстоять себя? Нет, чтобы скрыть (или заполнить) мучительный внутренний вакуум, покинутый его недоразвитым «я».

Злая шутка над человечеством состоит в том, что именно такой человек считается символом эгоизма. Это вдохновляет его на вторжение и дает надежду на успех в симулировании авторитета, который, как он знает, выше его сил. Эгоизм – глубоко философское, концептуальное достижение. Любой, кто называет такого человека эгоистом, лишь соглашается с перцептивной природой собственного мышления.

И все же трайбалисты заявляют, что мораль – исключительно социальное явление и что приверженность племени, любому племени, – единственный способ сохранить человека нравственным. Однако послушные члены племени не лучше их отвергнутых волчьих братьев и так же аморальны, ведь их стандарт: «Мы хороши, потому что это мы».

Отречение от личности и ее увядание – характерный признак всех людей с перцептивным мышлением, трайбалистов и волков-одиночек. Все они боятся полагаться на себя; все они боятся груза ответственности, который способна нести только личность (то есть концептуальное сознание), и они ищут способы убежать от двух умений, которые по-настоящему эгоистичный человек защищал бы ценой собственной жизни, – суждения и выбора. Они боятся разума (который функционирует волевым усилием) и доверяют эмоциям (которые самопроизвольны); они ставят родственников (акт рождения) выше друзей (дела выбора); они предпочитают племя (данность) «посторонним» (новому); они выбирают заповеди (заученное) принципам (усвоенному); они приветствуют любую теорию детерминизма, каждое заблуждение, которое позволит им кричать: «Я не могу устоять!»

Теперь очевидно, почему мораль альтруизма – племенное явление. Доисторические люди были неспособны выжить, не прицепившись к племени для защиты от других племен. Причина укрепления альтруизма в период цивилизации не физическая, а психоэпистемологическая: люди скованного, перцептивного, мышления не могут выжить без управления и «защиты» от реальности. Доктрина самопожертвования не оскорбляет их: у них нет чувства личности или личного интереса, они не знают, чем они жертвуют; у них отсутствуют такие понятия, как интеллектуальная целостность, любовь к истине, лично выбранные ценности или страстная преданность идее. Когда они слышат предписания против «эгоизма», они верят: то, от чего нужно отречься, – это наглое, неразумное поклонение прихотям волков-одиночек. Но их лидеры, теоретики альтруизма, знают лучше. Иммануил Кант знал это; Джон Дьюи знал это; Беррес Скиннер знает это; Джон Ролз знает это. Заметьте, что их цель – убить не глупое животное, а разум, интеллект, способность, заслугу, уверенность в себе и чувство собственного достоинства.

Сегодня мы наблюдаем страшную картину: великолепие научной цивилизации, ведомой моралью доисторического дикарства. Явление, делающее это возможным, – разбитая на осколки психоэпистемология «ячеечных» умов. Лучший пример – люди, бежавшие в физические науки (или технологии, производство, коммерцию), надеющиеся найти защиту от человеческой иррациональности и оставляющие сферу идей врагам разума. К таким беженцам примыкают лучшие умы человечества. Однако такое спасение невозможно. Люди, проявляющие в своей работе черты концептуальной целостности и рациональной мысли, становятся беспомощными в остальных аспектах жизни, особенно в человеческих отношениях и социальных вопросах (сравните научные достижения Альберта Эйнштейна и его политические взгляды).

Прогресс требует специализации. Но общество разделения труда не может выжить без рациональной философии, без четких базовых принципов, чья задача – научить человеческий разум быть человеческим, то есть концептуальным.