Рождение человечества. Начало человеческой истории как предмет социально-философского исследования - Виталий Глущенко Страница 17

Но не верно обратное, что инфлюация – это вторая сигнальная система, так как из двух форм инфлюации только суггестия – развитая форма – лежит в основании второй сигнальной системы, речи. Интердикция – первичная форма – еще полностью осуществляется в рамках механизма первой сигнальной системы, рефлекса, хотя и работающего «наоборот». Таким образом, инфлюация – такое явление, в котором перед нами зримо проступает четкая грань между животным и человеком; один из основополагающих социально-философских вопросов принимает форму предельно конкретно поставленной научной задачи – реконструкции перехода от интердикции к суггестии.

Интердикция – высшая форма торможения центральной нервной системы позвоночных. В первом приближении ее можно описать как «антирефлекс», помня, что всякое «антиявление» не представляет собой нового, самостоятельного явления, а развивает то явление, которое отрицает. Интердикция – принудительная отмена, «запрет» рефлекса путем имитатогенного возбуждения тормозной доминанты. Это явление возникает, когда ультрапарадоксальное состояние нервной системы одного организма, высвобождая скрытый в тормозной доминанте неадекватный рефлекс, возбуждает им имитативный рефлекс другого организма (неадекватный рефлекс служит интердиктивным сигналом) и, заставляя этот другой организм имитировать неадекватный рефлекс, затормаживает у него рефлекс адекватный. Такой механизм может служить отправной точкой для диалектического перехода от биологического поведения к социальному.

Поршнев различает три уровня интердикции. На первом уровне она – всего лишь «отвлечение внимания» и еще «мало отличается от простой имитации, разве что своей экстренностью, чрезвычайностью». Но уже и на этом уровне «она может быть полезной для другого организма – источника сигнала, т. е. источника неадекватной реакции, если прерывает чье-то агрессивное или иное вредное действие, принудительно переключающееся на имитацию». Второй уровень – собственно интердикция. На этом уровне у интердиктора неадекватный рефлекс «отрывается от обязательной зависимости от ультрапарадоксального состояния, т. е. перестает быть собственно неадекватным рефлексом, а может биологически закрепиться просто как полезный акт самообороны, шире как активное воздействие на поведение другого индивида». Третий уровень интердикции – высший, на нем активация тормозной доминанты чужого организма стремится распространиться на максимально широкий спектр его рефлекторных реакций и имеет «в пределе – торможение таким способом всякой его деятельности одним интердиктивным сигналом». Само собой, что «предел этот недостижим на деле, так как именно какая-то резервируемая деятельность (инверсия тормозной доминанты) и должна тормозить все остальное. Скажем, сон, пресекающий бодрствование, сам является тоже деятельностью. Но все же генерализованная интердикция служит искомой нами ступенькой, от которой следующий шаг ведет уже к начальной ступеньке второй сигнальной системы» ¹⁰⁴.

Эта начальная ступенька – суггестия. С некоторого времени данный термин получил определенную популярность, что, к сожалению, способствовало стиранию его точного значения. С латыни «суггестия» переводится как «внушение», но в научной терминологии не было бы необходимости, если бы точные значения научных терминов можно было легко передать словами обыденной речи. В обыденной речи под «внушением» чаще всего понимается внушение мыслей, – если не прямо «телепатия», то донесение такой информации, которая заставляет объект внушения определенным образом думать – и только поэтому поступать так, а не иначе. Другими словами, говоря о внушении, мы по умолчанию подразумеваем современного нам человека во всеоружии его психики: обладающего внутренним миром, способного мыслить и проявлять собственную волю. Сложность, однако, состоит в том, что начальная ступенька второй сигнальной системы не предполагает еще ни внутреннего мира, ни мыслей, ни собственной воли; это явление лежит в основе человеческой психики, и мысли, внутренний мир и индивидуальная воля развиваются из него.

Суггестия – это внушение действия напрямую (минуя сознание, которого еще нет), фатальным образом, так, что уклониться от внушения невозможно, и инструмент этого внушения – знак, слово. Явление суггестии лежит в фундаменте второй сигнальной системы, человеческой речи. Отталкиваясь от него, преодолевая его снова и снова, человеческая психика развивается исторически. Человек – социальное существо – существует с того момента, когда появляется суггестия.

С точки зрения обыденного сознания закономерен вопрос: как это такое возможно – «внушение действия напрямую»? Разве нельзя слово «не услышать», знак – проигнорировать?.. Нельзя. Нам следует признать, что в начале человеческой истории субъекта, который мог бы не подчиниться «слову», не существует, а иначе следовало бы отказаться от идеи начальной, первой ступени психики и ее исторического развития вообще, признать психику неизменной, данной нам свыше, отказаться от ее материалистического объяснения. Суггестивная психика, – из-за того что другие психические функции в ней еще не развились, – не могла знать разделения на субъект и объект: «слово» и предписываемое им «дело» в ней были неразрывно связаны, причем именно «дело» (а вместе с ним и скрывающийся в нем предмет – вещь как объект и результат «дела») проявляло себя знаком «слова», которое в свою очередь, не имея за собой самосознающего субъекта и являясь для человека объективным фактом, выступало как денотат. Такая ситуация могла сохраняться вплоть до начала цивилизации, когда появилась письменная речь, раскрывающая знаковую природу слова. ¹⁰⁵

Но любое психическое явление, включая самое первое, все же должно иметь какую-то свою субъективную сторону, иначе как можно вести речь о психике? И, несмотря на сказанное выше, у суггестии она есть. «Изнутри» суггестия ощущается как амбивалентная «первоэмоция», самоощущение общности («мы»), которое, в свою очередь, тоже – не ощущение в обыденном смысле, не пассивное ощущение чего-то, а деятельное (переживаемое в действии) ощущение сопричастности индивида всеобщему ходу вещей. Остается добавить, что «мы» здесь тоже – не в нашем привычном понимании «мы», так как оно не складывается из многих «я», до «я». До появления самосознания от суггестии еще очень далеко, и генетически наоборот – «я» складывается из множества конфликтующих друг с другом «мы». И, наконец, действие, в котором его участники переживают общность как ощущение «мы», также отличается от привычного для нас действия, ибо это всегда – ритуальное действие ¹⁰⁶.

Итак, суггестия как прямое внушение работает только потому, что работает как общность, а эта последняя работает как ощущение «мы». И наоборот: ощущение «мы» является продуктом прямого внушения общности «словом» – объективированным и благодаря этому принявшим на себя абстрактную роль «субъекта». Неслучайно эпиграфом для своей книги Поршнев взял знаменитый зачин Евангелия от Иоанна: «В начале было слово». И заметим, что ведь и современный человек со здоровой нервной системой не способен уклониться от понимания родной речи, следовательно, и в современной речи – в самом ее основании – первобытная суггестия сохраняет свое отчетливое проявление.