Электрические методы обогащения. Правдивая история о виртуальных амебах, современном инновационном предпринимательстве и прочей ерунде типа любви и смысла жизни - Павел Черкашин Страница 16

Первый настоящий снег в Москве выпал уже к началу ноября.

Промозглый ветер подхватывал огромные белые хлопья и плотно упаковывал в них – как в пенопластовые каркасы из магазина электроники – ветки деревьев с последними пожелтевшими листьями. Лепил из них плотные снежные шторы для ветровых стекол автомобилей, медленно ползущих в глухих полуденных пробках. Под колесами старых рейсовых автобусов снежные хлопья моментально впитывались в невесомый среднерусский суглинок, скопившийся за лето. Все это мгновенно превращалось в коричневую жижу и напоминало замысловатые, как транзисторные схемы, рисунки.

Первая волна молодого предпринимательского задора, чистая, как новорожденные снежинки, тоже быстро разбилась о волнорезы равнодушия и полного безразличия со стороны тех, в расчете на кого этот бизнес, собственно, затевался.

Гриша смог убедить зама по науке дать им свою рекомендацию, но ее финальная формулировка после всех бюрократических согласований оказалась настолько расплывчатой и невразумительной, что на клиентов вообще не производила никакого впечатления.

Дядя Санчеса ничего вразумительного не подсказал, контактов потенциальных клиентов предложить не смог, но вконец замучил советами и поучениями о том, что нужно, мол, заниматься большой наукой на благо родины, а не гнаться за длинным рублем. Тогда и клиенты сами придут.

Димычу тоже похвастать было нечем.

Замом по хозяйственной части оказался низенький полный дяденька в костюме-тройке, застегнутом на все пуговицы так туго, что весь его облик напоминал надувной шарик. Он никогда не сидел на месте и так стремительно перемещался по институту, что одновременно определить его местоположение и степень занятости было практически невозможно. Дядьку все звали «завхоз» или «Митрич». Димыч был свято уверен, что это сокращение от отчества Дмитриевич. Ни Гриша, ни тетушки припомнить его официальное имя и отчество не могли и предлагали обращаться к нему запросто – Митрич, как и все. Санчес нашел в ящике своего рабочего стола среди пыльных скрепок и кнопок засаленную брошюру с логотипом НИИ ПСУ на синей обложке – это была телефонная книга института, изданная более двадцати лет назад. В ней Димыч с удивлением обнаружил, что заместителя директора по хозяйственной части зовут Роман Арнольдович Митрич.

– Может, это его отец? Типа, династия завхозов? – Димыч осоловело уставился на желтую страницу справочника, не в силах поверить, что кто-то может проработать более двадцати лет завхозом в НИИ.

Выяснилось, что это тот же самый Митрич, что и двадцать лет назад.

– В институте в свое время были очень сильны антисемитские настроения, поэтому он своего отчества стесняется. И для подсобных рабочих, с которыми постоянно вынужден общаться, он вроде как свой в доску, – пояснила всезнающая Лена.

Димыч несколько дней громко и с расстановкой репетировал, как без запинки и смешков будет произносить «Здравствуйте, Роман Арнольдович, можно вас на секундочку?», и успел этим всех в лаборатории довести до белого каления. Потом еще две недели он пытался отловить Митрича то возле его рабочего кабинета («Буквально минуту назад вышел»), то в тусклых бесконечных коридорах института («Только что здесь проходил, поищите на шестом этаже»). Гриша посоветовал ловить завхоза у дверей дирекции, где еженедельно проходил ученый совет, однако Димыч побаивался ошиваться без дела в пустых огромных помещениях директорского крыла. К тому же с первого совета зам вышел в сопровождении нескольких важных пузатых дядек и на робкую просьбу поговорить ответил с формальной улыбкой: «Молодой человек, загляните ко мне после обеда в кабинет, пожалуйста, там и поговорим. Лады?». До 17.15 Димыч был занят увлекательной перепиской на «Одноклассниках» сразу с тремя девицами в попытках составить приятную программу на вечер, а когда спохватился, завхоз уже исчез, двери всех кабинетов его отдела были закрыты, а свет – выключен.

Через две недели Димыч все-таки добился аудиенции с неуловимым завхозом. Тот принял его по-деловому в своем кабинете, который оказался аскетично крохотным, со столом, заваленным метровыми стопками каких-то контрактов и счетов-фактур. Димычу пришлось сидеть на стуле, упираясь коленками в стол и наклонив голову так, чтобы не задеть бумаги, пачками свисающие с открытых стеллажей за его спиной. Кабинет почему-то находился не в директорском крыле, как у других замов. Димыч отлично помнил свой единственный визит в кабинет зама по науке – огромный, с панорамным видом на парк и внушительным, как у генералов в фильмах про войну, письменным столом. По площади тот кабинет был больше всей двухкомнатной квартиры Димыча в Химках. А вот Митрич почему-то сидел в техническом крыле института, где в коридорах редкие неперегоревшие лампы выхватывали из полумрака зловещие реликты советской наглядной агитации, сложенные вдоль стен еще десятилетия назад «на всякий случай» – может, технический ангар подладить, а может, после очередной смены власти показать свою лояльность.