Искусство лежать. Руководство по горизонтальному образу жизни - Бернд Бруннер Страница 15
Искусство лежать. Руководство по горизонтальному образу жизни - Бернд Бруннер читать онлайн бесплатно
Мебель, типичная для Европы XVI и XVII веков, выполняла в большинстве случаев только самые элементарные функции. Об удобстве в сегодняшнем смысле этого слова и речи не было, но, очевидно, она отвечала привычкам своего времени. Вероятно, для того, чтобы манера спать с большим комфортом вошла в жизнь современного человека, стала частью его повседневного поведения, понадобился какой-то толчок извне. И он пришел с Востока. Увлечение Востоком оставило след в различных областях жизни высших слоев Европы. К этому относится привычка пить кофе, как и причуда Людовика XIV, который давал своим любовницам и себе самому восточные ласкательные имена. Британский дипломат Пол Рико (1629–1700) одним из первых подробно описал мир османских правителей. На европейцев XVII века вся эта экзотика – помпезные дворцы с мраморными полами, бархатными гардинами и тяжелыми шелками на диванах – произвела сильнейшее впечатление. В рассказах покои османцев превращались в место разнузданной эротики. Однако оставалось пространство и для более тонких материй: интерес Гёте к персидской поэзии и осознание того факта, что Восток и Запад нераздельны, привели поэта, интересовавшегося исламом, к созданию «Западно-восточного дивана».
Люди чувствовали, что мир, так отличавшийся в их представлении от их собственного, во многих отношениях притягивает их. «На Востоке у всех есть свободное время, независимо от того, богат человек или беден. На Западе ни у кого. На Востоке жизнь – сплошное расслабление, на Западе – напряжение», – так историк Зигфрид Гидион сформулировал однажды типичные для его эпохи представления. А Фридрих Шлегель в своей «Идиллии праздности» писал: «Только итальянцы умеют ходить, и только жители Востока знают, как лежать…»
Влияние Востока на конструкцию мебели вначале стало заметным во Франции. В XVIII веке появились первые сиденья с мягкой обивкой, а вскоре возникла и хорошо знакомая нам форма мебели, нечто среднее между кроватью и стулом, которая позволяла лежать, не укладываясь в постель. Кушетка, шезлонг, канапе, диван, козетка, оттоманка, полудиван, спальное кресло – все эти слова иногда употреблялись для обозначения, собственно говоря, очень похожих предметов для сидения или лежания, которые лишь отдаленно напоминали восточные образцы. Они были псевдотурецкими или псевдоперсидскими не только по конструкции и форме, но и по различным способам их использования. Как установила историк искусства Лидия Маринелли, существовало одно важное непонимание: «Если Восток считает подушку мягкой подстилкой, на которой человек может в любой, им самим выбранной позе наслаждаться удобством, Запад пытается приспособить мебель к строению тела, чтобы поддерживать его функции». На Востоке расслаблялись лежа или сидя на подушках и поджав ноги без всяких подставок или опор, на которые можно положить руки. В европейской мебели, якобы созданной по восточным образцам, дело обстояло иначе. «Шезлонг, – пишет Витольд Рыбчинский [24], – удовлетворял потребность в мебели, на которой можно лежать в расслабленно-ненапряженной позе и ничего не делать, а можно читать или предаваться любовным утехам. Диван был широким, необязательно для того, чтобы на нем могло сидеть несколько человек, а чтобы хватало места для свободных движений, чтобы можно было положить ноги повыше, а руку вытянуть на спинке дивана, а еще для широких одежд, которые носили в ту эпоху».
Диван во дворце Топкапы
Турецкий диван – это идущая вдоль всей стены помещения, расположенная прямо на земле или на невысоком каменном помосте, покрытая циновками мебель, на которой можно и сидеть, и лежать. Во французском же будуаре «диван» – мягкая скамья в середине комнаты, часто украшенная кистями и бахромой. Это слово могло обозначать даже несколько стульев, стоящих вокруг какого-то возвышения. Итак, на нем устраивались полулежа или, если угодно, полусидя. Это было особенно принято у знати, класса, который по традиции ничего не делал. Прошло немного времени, и эта мебель стала считаться сомнительной с точки зрения морали, так как способствовала, по мнению строгих поборников нравственности, лени, расслабленности и «восточному» образу жизни – что несовместимо с этикой труда прилежного бюргера. Очень скоро диван начал ассоциироваться с приемом наркотиков. Борцам за приличия, старавшимся контролировать все, у которых только солдатская стойка по команде «смирно» не вызывала сомнений в моральной безупречности, бесцельное лежание в ленивой позе на мягких подушках казалось абсолютно недопустимым. Лидия Маринелли описывала диван как «рискованное место, которое соблазняет непристойно поднимать подол юбки и провоцирует на неожиданные прикосновения». Еще Констанция фон Франкен в появившейся на рубеже XIX и XX веков и много лет остававшейся бестселлером книге «Хороший тон. Как мне вести себя благопристойно?» однозначно порицала манеру принимать гостей «лежа на диване» и даже сидеть на них рекомендовала только пожилым дамам, чтобы заранее избежать двусмысленных ситуаций. А всех сидящих на кушетке мужчин она называла «не стоящими внимания» и «людьми с дурным вкусом». Кажется, исключение делалось только для денди, им позволялось полулежать в более или менее горизонтальном положении.
Кровать должна соответствовать биомеханике человеческого тела, а также типичным для той или иной культуры привычкам лежать. Карл Уилкенс в своем «Справочнике столяра», вышедшем в 1924 году, писал: «Кровать – это мебель, которая служит полному покою – сну. Ее следует конструировать так, чтобы она давала телу человека этот покой, возможный только в горизонтальном положении, и соответствовала всем требованиям заботы о здоровье и удобстве». Кажется, редко кому удавалось так четко сформулировать функции постели. Несколькими десятилетиями позднее философ Отто Фридрих Больнов [25] описал кровать как «место, с которого человек встает утром для своего повседневного труда и на которое он возвращается вечером после выполненной работы. Любой день (в нормальных условиях) начинается и заканчивается в постели. Точно так же обстоит дело и со всей человеческой жизнью: она начинается в постели и заканчивается (в нормальных условиях) тоже в постели. В ней замыкается круг – круг дня и круг жизни. Здесь человек обретает покой в самом точном значении этого слова». Постель – это первый или внутренний дом в нашем доме, место, которое обеспечивает и облегчает возвращение в бессознательную форму нашего существования.
Итак, в течение последних столетий сон все больше отодвигался в сферу интимного и прятался от посторонних глаз, границы того, что принято было скрывать и чего следовало стыдиться, становились все строже, и кровати уже не использовались в репрезентативных целях. В результате этого в XX веке спальни можно было увидеть только в мебельных магазинах. Там, как писал в начале 60-х годов Больнов, они «бесстыдно выставлялись на всеобщее обозрение». В домах же – пока – доступ в спальню ограничивался узким кругом ближайших членов семьи. И тогда же немецкий социолог Альфонс Зильберман в книге «Жилище немцев» констатировал, что спальня не участвует даже в самооценке человека. Стремление изгнать спальню на задворки сознания зашло так далеко, что отразилось даже в языке: так, у немцев выработалась привычка говорить о ней как о «западне» или «гнездышке». Через несколько лет в западных странах приватное и интимное стало более открытым. И принципиальное изменение отношения к постели было только вопросом времени. Спальня уже не воспринималась как более или менее скрытый придаток квартиры, она превратилась в место, которое даже демонстрировали гостям. С тех пор в дизайне кроватей появилось огромное разнообразие. Теперь постель должна была говорить что-то о личности владельца, она превратилась в средство выражения статуса, а может быть, даже признания. Предполагалось, что стильные диваны и кровати свидетельствовали об авангардных вкусах хозяев или, по крайней мере, давали это понять. Теперь с «тайностью», а также с «невидимостью этого тихого предмета меблировки», потребовавшими от Больнова больших усилий, чтобы объяснить, почему так мало поэтов и писателей упоминают кровать и вообще почему «люди, кажется, совсем не думали о ней», – со всем этим было покончено. В такое время, как наше, когда границы между глупой скрытностью и противоестественным обнажением колеблются почти произвольно, вероятно, неизбежны достаточно сложные ситуации, которые не всегда удается благополучно разрешить.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments