Событие. Философское путешествие по концепту - Славой Жижек Страница 15

Метцингер признает, что мы не можем не воспринимать себя как Я: мы знаем (в чисто эпистемологическом смысле объективного познания), что существует субстанциальное Я, за исключением одного контекста: буддистского просветления, в котором Я прямо, в его глубочайшем опыте самого себя, принимает свое собственное несуществование, т. е. распознает себя как «симулированное Я», репрезентативный вымысел. Подобное просветленное сознание больше не является самосознанием: не я распознаю себя как агента моих мыслей; «мое» сознание является непосредственным сознанием системы без-я, знания без-я. Другими словами, существует связь между позицией радикальной нейро-науки и буддистской идеи «атман» (несуществования Я): буддизм предоставляет некую субъективную событиезацию научного когнитивизма. Событие имеет место, когда мы полностью принимаем результаты нейронаук как Событие просветления, достижение Нирваны, освобождающей нас от ограничений нашего Я как независимого субстанциального агента. Но действенно ли это решение?

Так как буддизм берется решить проблему страдания, его первая аксиома гласит: мы не хотим страдать ^[48]. (С фрейдистской точки зрения, уже эта аксиома проблематична и далеко не очевидна – не только из-за некоего скрытого мазохизма, но из-за глубочайшего удовлетворения, вызываемого страстной привязанностью. Я готов страдать ради политической цели; когда я страстно влюблен, я готов отдаться страсти, даже если я заранее знаю, что она, скорее всего, приведет к катастрофе и что я буду страдать с окончанием романа. Но даже если меня спросят в момент моего страдания и горя: «А стоило ли оно того? Ты уничтожен!», ответом будет безусловное «Да! Каждая минута того стоила! Я готов повторить все сначала!».) Источник страдания кроется в неутолимом желании людей к вещам, даже обладая которыми люди никогда не будут довольны. Цель буддистской практики – освобождение от страдания (просветление, пробуждение) – все, что делает буддист, имеет своей конечной целью достижение просветления. Буддистская практика первым делом ставит акцент на нравственности, ведущей к просветлению, но нравственность является только первым шагом на этом пути. Человек, стремящийся к просветлению, должен вступить на нравственный путь и упорно ему следовать, чтобы достичь последней цели – свободы от страдания. Вести себя надлежащим образом недостаточно, необходимо также надлежащее познание.

Таким образом, буддистская практика начинается с поведения, с анализа (и изменения) наших действий. В буддизме нет никаких высших сил (таких как боги), диктующих нам наши действия или осуждающих их извне; наши действия создают свои собственные имманентные критерии на основе того, как они подходят к их общему контексту и как они увеличивают или уменьшают страдание (наше и всех чувствующих существ). Именно это подразумевается под понятием «карма» – мы никогда не действуем обособленно, наши действия оставляют следы, и эти следы (хорошие, плохие или безразличные) продолжают преследовать действующего и спустя долгое время после совершения действия. Здесь играет роль привычная обиходная нравственность: в качестве первого шага буддистской практики мы учимся распознавать и постепенно избавляться от нездоровых действий, разворачивающихся на трех уровнях: тела, речи и разума. Есть три нездоровых телесных действия, которых следует избегать (убийство, воровство, распутство), четыре нездоровых речевых действия (ложь, клевета, грубая речь и сеющие распри сплетни) и три действия разума (жадность, гнев, заблуждение). Когда мы постепенно сводим эти нездоровые действия на нет, следуя «среднему пути» избегания крайностей, мы близки – хотя пока еще не готовы – достичь состояния просветления, в котором мы приходим к бесстрастию по отношению к вещам и таким образом освобождаемся от страдания (дуккха) и от бесконечного круговорота перерождения (самсара). Что же случается с нашей кармой, когда мы оказываемся в Нирване (буддистском «низведении [destitution] субъекта»)? Остаются ли за нашими действиями «хорошие следы»? Ответ буддизма: нет, когда мы находимся в Нирване, наши действия не оставляют никаких следов, так как мы находимся на расстоянии от Колеса Желания – мы не включены в него. Но здесь возникает проблема: если умеренные благие деяния (согласно тем элементарным принципам нравственности, с которых начинается буддистская практика) помогают нам избавиться от наших чрезмерных привязанностей, то разве не можем мы, достигнув Нирваны, творить даже жесточайшие злые поступки таким образом, чтобы они не оставляли кармических следов, потому что мы совершаем их на расстоянии? Разве не была бы эта способность опознавательным знаком истинного Бодхисаттвы? Это не просто результат абстрактной спекуляции, но исторической реальности: существует долгая традиция буддистских воинов, от древнего Тибета до современных Японии и Таиланда, утверждающих, что отстраненное отношение просветления приводит к созданию совершенного хладнокровного и безжалостного убийцы ^[49].

Чтобы прояснить это важное утверждение, следует взглянуть на ключевой момент буддистского пути – возвратную перемену от объекта к самому мыслящему: сначала мы выделяем то, что нас беспокоит, причину нашего страдания; затем мы меняем – не объект, но себя, то, как мы относимся к причине (тому, что кажется нам причиной) нашего страдания: «Что было исключено, так это всего лишь ложное понимание своей истинной сути. То, что всегда было иллюзорным, таковым и осознается. Ничего не меняется, кроме перспективы наблюдателя» ^[50]. Эта перемена причиняет огромную боль, она является не просто освобождением, шагом к кровосмесительному блаженству фрейдистского «океанического чувства», но также жестоким опытом потери почвы под ногами, лишения самой знакомой частицы своего бытия. Поэтому путь к буддистскому просветлению начинается с сосредоточивания на самом простом чувстве «оскорбленной невинности», беспричинного страдания от несправедливости (любимой теме нарциссистских мазохистских мыслей): «Как она могла так со мной поступить? Я не заслужил такого обращения» ^[51]. Следующим шагом становится переход к самому Эго, к субъекту этих болезненных эмоций, и обнажение его ускользающего, малозначительного статуса – агрессию по отношению к объекту-причине страдания следует направить на Я. Мы не восстанавливаем поврежденное, мы постигаем иллюзорную природу повреждений подлежащего восстановлению.