Напоследок я хотел бы отметить его оптимизм. Он всегда говорил, что человека определяет не эпоха или поколение, а мироощущение. И именно мироощущение Анталя не давало ему стареть. Будучи изгнанником, противостоящим в своих основных убеждениях почти всем западным коллегам, и лишенный невозможности проявить свой недюжинный талант полемиста на родине, что он переживал очень остро, Анталь почти не имел личных причин быть оптимистом. Не был его оптимизм и краткосрочного, сентиментального толка. Напротив, Анталь ясно видел всю степень нынешнего упадка западной культуры и понимал, что, даже когда будет достигнут истинный социализм, понадобится еще много времени, чтобы заново создать традиции настоящего искусства. То, что я называю его оптимизмом, зиждилось на убежденности, что все, кто борется с этим упадком и стремится к социализму – пусть самым скромным и незаметным способом, – делают нечто определенно значимое. В эпоху яростного самооправдания, возникшего из-за ощущения пустоты и отчаяния, он сохранял интеллектуальное спокойствие, твердо веря в суд истории, который, как я попытался показать, значил для него суд будущего.
5. Bertolt Brecht. An Address to Danish Worker Actors on the Art of Observation
[16] You have come here to act plays
But now you are to be asked:
For what purpose?
You have come here to reveal
Yourselves in all that you can do.
You think this worthy of being watched.
And you hope the people will applaud
As you transport them
Out of the narrowness of their world
Into the largeness of yours,
Sharing with you the dizzy peaks
And the tumults of passion.
But now you are to be asked:
For what purpose is this?
On their low benches
Your spectators begin to argue.
Some hold and maintain
You must do more than show yourselves.
You must show the world.
Where is the use, they ask,
Of being shown time and time again
How this one can be sad
5. Бертольт Брехт. Обращение к датским рабочим-актерам об искусстве наблюдать
[17] Вы собрались играть спектакли.
Но теперь вас могут спросить: а для чего?
Вы собрались показать себя
И считаете: у вас есть что показать;
Надеетесь услышать аплодисменты,
Когда вы вознесете зрителей
Из их тесного мирка
В свои бескрайние просторы
И зрители окажутся рядом с вами
На головокружительных высотах,
Погрузятся в бури страстей.
Но вас спрашивают: а для чего все это?
Сидящие внизу на скамейках пустились в спор.
И некоторые из них настаивают:
Актерам следует показывать не самих себя,
А весь мир.
Что толку, спрашивают они,
Смотреть раз за разом,
Как эта женщина грустит,
How she is heartless
How that one would make a wicked king?
Where is the use in this endless
Exhibiting of grimaces,
These antics of a handful
In the hands of their fate?
You show us only people dragged along,
Victims of foreign forces and themselves.
An invisible master
Throws them down
Their joys like crumbs to dogs.
And so too the noose is fitted round their necks —
The tribulation that comes from above.
And we on our low benches
Held by your twitches and grimacing faces,
We gape with fixed eyes
And feel at one remove
Joys that are given like alms,
Fears beyond control.
No. We who are discontented
Have had enough on our low benches.
We are no longer satisfied.
Have you not heard it spread abroad
That the net is knotted
And is cast
By men?
Even now
In the cities of a hundred floors,
Over the seas on which the ships are manned,
To the furthest hamlet —
Everywhere now the report is: man’s fate is man.
А та бессердечна,
А вон тот мужчина представляет тирана?
Какая польза без конца кривляться?
К чему смотреть, как корчатся несколько человек,
Попавших в руки судьбы?
Вы показываете нам людей, которых влекут внешние силы
Или тех, кто не способен справиться сам с собой.
Невидимый хозяин швыряет им радости,
Как подачки собакам.
На шеях у них висят
Невзгоды, тоже ниспосланные откуда-то свыше.
А мы сидим внизу на скамейках,
Неотрывно глядя на их ужимки и гримасы,
Таращим глаза
И чувствуем приливы
То радости, раздаваемой, словно милостыня,
То бесконтрольного страха.
Нет! Довольно сидеть на низких скамейках.
Нас это не устраивает.
Разве вы не слышали?
Это теперь и за границей слыхали:
Сеть связана
И наброшена
Людьми?
Даже сейчас
В городах с домами в сотни этажей,
И в морях, где плывут набитые людьми пароходы,
И в самой дальней деревушке —
Все твердят: судьба человека – это сам человек.
You actors of our time,
The time of change
And the time of the great taking over
Of all nature to master it
Not forgetting human nature,
This is now our reason
For insisting that you alter.
Give us the world of men as it is,
Made by men and changeable.
Thus the gist of the talk on the low benches.
Not all of course agree.
Most sit, their shoulders hunched,
With brows furrowed
Like stony fields ploughed
Repeatedly in vain.
Worn away by increasing daily struggles
They avidly await the very thing their companions
Hate.
A little kneading for the slack spirit.
A little tightening for the tired nerve.
The easy adventure of magically
Being led by the hand
Out from the world given them,
Out from the one they cannot master.
Whom then, actors, should you obey?
I’d say: the discontented.
Вы – актеры нашего времени,
Времени перемен
И великого завоевания
Всей природы,
Включая и природу человека, —
Вот почему мы, зрители, настаиваем,
Что вы должны стать другими.
Покажите нам мир людей таким, какой он есть,
Созданным людьми и способным меняться.
Вот что слышится с низких скамеек,
Хотя согласны с этим, конечно, не все.
Большинство сидит сгорбившись,
С нахмуренными бровями,
С лицами как каменистые поля,
Не раз впустую вспаханные.
Эти люди, утомленные борьбой,
Каждодневной и с каждым днем нарастающей.
С нетерпением ждут того,
Что ненавистно их товарищам.
Они ждут небольшой встряски для слабодушных,
Легкого напряжения для истрепанных нервов,
Дешевого приключения: чтобы их как по волшебству
Увели за руку
Из мира, им навязанного,
Из мира, с которым им не совладать.
На чьей же стороне окажетесь вы, актеры?
Я говорю вам:
Выбирайте недовольных.
Yet how to begin? How to show
The living together of men
That it may be understood
And become a world that can be mastered?
How to reveal not only yourselves and others
Floundering in the net
But also make clear how the net of fate
Is knotted and cast,
Cast and knotted by men?
Above all other arts
You, the actor, must conquer
The art of observation.
Of no account at all
How you look.
But what you have seen
And what you reveal does count.
It is worth knowing what you know.
They will watch you
To see how well you have watched.
But one who observes only himself
Gains no knowledge of men.
From himself he hides too much of himself.
And no man is wiser than he has become.
Therefore your training must begin among
The lives of other people. Make your first school
The place you work in, your home,
The district to which you belong,
The shop, the street, the train.
Observe each one you set eyes upon.
Observe strangers as if they were familiar
And those whom you know as if they were strangers.
Но с чего начать? Как показать
Совместную жизнь людей так,
Чтобы ее можно было понять,
Чтобы она стала реальностью?
Как дать раскрыться не только себе и тем,
Кто завяз в сети,
Но и прояснить, что сеть судьбы связана и наброшена,
Наброшена и связана людьми?
Тебе, актеру, прежде всего
Надо выучиться
Искусству наблюдать.
Совершенно не важно,
Как ты выглядишь.
Важно лишь то, что ты видел
И что можешь раскрыть другим.
Люди должны узнать то, что знаешь ты.
Они будут смотреть на тебя,
Чтобы узнать,
Как хорошо ты наблюдал.
Но тот, кто наблюдает только за самим собой,
Не познаёт людей.
Слишком много он скрывает от самого себя
И потому кажется себе самым мудрым.
Поэтому надо начинать учиться среди других людей.
Сделай своей первой школой
Место, где ты работаешь, свой дом,
Район, магазин, улицу, поезд.
Изучай каждого, кто встретится.
Наблюдай за незнакомцами, словно за знакомыми.
А за теми, кого знаешь, – как за чужими.
Look. A man pays out his taxes. He differs from
Other men paying their taxes.
Even though it is true