Педагогические размышления. Сборник - Семен Калабалин Страница 128

Я ни минуты не сомневался в том, что здесь, в доме за высоком забором, крали без зазрения совести. Здесь даже не пытались создать видимость какого-либо благополучия. Все было ясно и откровенно» [3, с. 10].

Когда Семен Афанасьевич стал самостоятельно руководить детским домом, к нему стали поступать «перебежчики» – командиры отрядов, воспитанники из Одессы, где он некоторое время работал, из коммуны им. Дзержинского. Его знали и как последователя A.C. Макаренко и как прославленного героя «Педагогической поэмы» Семена Карабанова. Побег к Калабалину колонистов и даже воспитателей из других колоний вызвал к нему недоброжелателей со стороны вышестоящего начальства. A.C. Макаренко писал ему 30 декабря 1935 г.: «Сегодня Цыбульский (он в Киеве) получил телеграмму о побеге к тебе целой кучи командиров. Ахматов лютует. Если ты их сманил целой кучей, нехорошо. Надо было это делать умнее, нельзя же хватать всех, весь совет, что это такое?». Пожурил и здесь же наставлял: «Прими Мохарева как можно лучше. Он хороший работник».

Цыбульский был начальником Одесской детской колонии, а Ахматов – начальников отдела трудовых колоний НКВД УССР. Таким образом, посылая к Калабалину воспитателя из коммуны имени Дзержинского Мохарева, Антон Семенович призывал своего любимца быть осторожнее в сманивании людей.

Примечателен такой пример. 8 февраля 1939 г. A.C. Макаренко, выступая перед учителями, рассказал о начальнике Винницкой колонии Калабалине, и дал ему следующую оценку: «Замечательный человек. Если про себя я говорил, что я мастер, а не талант, но Карабанов в первую очередь талант. Он буквально чудеса делает. Если написать об этом, так, пожалуй, никто не поверит (…) Не мастер, а именно талант, которому подчиняются самые тяжелые, самые вредные. И из них он делает хороших людей. Мы посылали ему самых трудных, и он делал с ними буквально чудеса» [6, т. 4, с. 310–311].

В «руках» Семена Афанасьевича и Галины Константиновны Калабалиных находились беспризорные подростки и юноши, у многих из которых уже сформировался определенный «бандитский» тип личности. Но 1934 г. был принят в 66-ю школу-коммуну в Сосновой Поляне в пригороде Ленинграда психически нездоровый ребенок, которого прислали вышестоящие органы народного образования. И случилась беда. От его руки погиб маленький и всеми любимый в коммуне сынишка Семена Афанасьевича Костик. 11 июля 1934 г. A.C. Макаренко писал С.А. Калабалину: «Читаю твое письмо несколько раз и прямо не могу поверить страшной его трагичности. Выходит так, что все эти научные шарлатаны не только губят нашу работу, но и физически уничтожают наши семьи. И ни за что не отвечают. Вот они убили твоего сына и продолжают дальше самым паскудным образом ломаться перед страной. И тронуть их нельзя, потому что на них научное табу, наложенное каким-то идиотским набором предрассудков» [6, т. 8, с. 51].

A.C. Макаренко выразил глубокое соболезнование по поводу трагической гибели сынишки и пригласил его в лагерь в Одессу, где коммунары планировали быть с августа по 15 сентября. «Приезжай хоть на все время, – уговаривал Антон Семенович. – К тому времени может быть что-нибудь проясниться на нашем горизонте… В самом деле, приезжай в Одессу. Там среди ребят, у моря, приглушишь свое горе» [6, т. 8, с. 52].

Летом 1935 г. начался новый этап в жизни A.C. Макаренко. Он был назначен помощником начальника отдела трудовых колоний Народного комиссариата внутренних дел Украины и, по его настоянию, семья Калабалиных в ноябре этого года переехала в Якушинскую детскую трудовую колонию, в которую Семена Афанасьевича назначили заместителем начальника. Но и на Украине случилась беда: от тяжелой болезни умер долгожданный сынок – малыш Антон.

В своих автобиографических записях С.А. Калабалин писал, что именно Макаренко поручил ему открытие детской колонии для рецидива в Винницкой области. В этот период они часто встречались, много общались. Калабалин признавался, что «каждое личное его письмо тех лет было полно советов, подсказок». «Собрать бы их все вместе, – продолжал мечтать Семен Афанасьевич, – и получился бы такой сборник по методической организации детского учреждения. Там предусмотрено решительно все: дозировка света, воздуха, жилой площади, расстановка кроватей, пошивка костюмов, встреча новичка, примерное содержание первой беседы с ним, методика привлечения подростка к общественной деятельности, нормы нагрузки, организация первого урока в школе и т. д. и т. д.».

Эти бесценные письма до сих пор не известны. По причине ареста С.А. Калабалина письма этого периода были конфискованы.

Работа с детьми, а тем более беспризорниками и несовершеннолетними правонарушителями, была всегда сопряжена с рисками. Педагогическая практика (да и сама жизнь) Семена Афанасьевича и Галины Константиновны Калабалиных проходила в условиях постоянного риска: трудные колонисты, трагическая смерть сыновей, арест Семена Афанасьевича по наговору и т. д. В условиях риска человек действует по-разному. Риск в состоянии угрозы заставляет человека принимать решения: пойти на риск или нет. Находясь в состоянии выбора, педагог обязан принять правильное решение. A.C. Макаренко до последних дней своей жизни поддерживал Семена Афанасьевича и Галину Константинову. Супруги до конца своей жизни оставались верны выбранному пути, они были непревзойденными педагогами-воспитателями в колониях и детских домах.

Независимо от личных трагедий, угроз и рисков в семье Калабалиных и семье Макаренко, тема «риска» в воспитании детей была постоянно в поле внимания Антона Семеновича. Так, выступая с докладом «Семья и воспитание детей» в редакции журнала «Общественница» 29 марта 1938 г., он поднял вопрос и о риске в воспитании детей: «Ребенок в семь-восемь лет должен уже в своем поведении иногда и рисковать, и вы должны видеть этот риск, и вы должны допустить известную долю риска, чтобы ребенок был смелым, чтобы он не приучился все под вашу ответственность складывать: мама сказала, папа сказал, они все знают, им и книги в руки, а я буду поступать так, как они скажут. При такой предельной степени вашего вмешательства сын не вырастет настоящим человеком. Иногда из него вырастет безвольный, не способный ни на какое решение, не способный ни на какой риск и дерзания человек, а иногда бывает наоборот, он подчиняется вашему давлению до какого-то предела, но силы, бурлящие и требующие исхода, иногда взрываются, и дело кончается домашним скандалом: «Был хороший мальчик, а потом что-то с ним сделалось». А на самом деле с ним делалось это все время, когда он подчинялся и слушался, но силы, заложенные в нем природой и развивающиеся по мере роста и учебы, производили свое действие, и сначала он тайно начинает сопротивляться, а потом и явно» [5, т. 4, с. 215–216].

В главе «Точка опоры» повести Ф. Вигдоровой «Дорога в жизнь» Семен Афанасьевич размышляет: «Многое, что доставалось Антону Семеновичу ценою крови и бессонных ночей, мне досталось просто, без усилий – по наследству. Я знал, что самая первая неотложная моя задача – создать коллектив. Я не сомневался, не спрашивал себя, не приводил никаких за и против – я знал. А знать твердо, без сомнений – это большая, ни с чем несравненная опора и поддержка. Зная, идешь к цели увереннее. Зная, не позволяешь тревоге овладеть собой. Неизбежные препятствия не обезоруживают, они только заставляют еще упорнее искать и думать…Я не был оригинален. Я делал то, что делал бы каждый на моем месте, и еще раз убедился: если человек живет плохо, он равнодушен к тому, что будет жить еще хуже. Но если сказать ему: «Давай будем жить хорошо!» – и если он искренне поверит, что ты хочешь помогать ему, то не будет предела его воле к лучшему, как не положено предела счастью и радости. Это самые могучие рычаги на свете, или, пожалуй, это и есть те самые точки опоры, с помощью которых можно перевернуть мир.