Мясо с кровью - Энтони Бурден Страница 12

В ресторане Робера за двадцать пять евро (примерно тридцать пять долларов) клиент получает несколько граммов холодной неприправленной вареной чечевицы на огромной тарелке. Две столовых ложки чечевицы… А еще кусочек моркови или вялый кружочек лука, чтобы это блюдо хоть как-то отличалось от того, что ест уличный мальчишка на парковке в Портленде. Во сколько обошлась еда самому Роберу? В два цента. Хотите — приправьте маслом и уксусом. Подаются бесплатно.

В качестве главного блюда можно выбрать между цыпленком и рыбой. «Цыпленок» представляет собой одну ножку, которую Робер (хмурый и небритый, в футболке, фартуке, шортах и шлепанцах) лично обуглит до неузнаваемости. Его взыскательный вкус не удовлетворится ничем иным. Робер уж постарается наверняка загубить вашего цыпленка. Люди, у которых достанет смелости подойти к грилю и намекнуть, что они хотели бы получить свое блюдо не пережаренным, немедленно окажутся на улице.

Предпочтете рыбу — получите маленького, плохо очищенного люциана, приготовленного с тем же тщанием. То есть спаленного до костей. Сколько стоят эти деликатесы, порожденные сушей и морем? Пятьдесят евро каждое блюдо (то есть около семидесяти пяти долларов).

Прибавьте бутылку холодного розового вина — самого дешевого, — чтобы спастись от летней жары и, возможно, избавиться от угольного привкуса во рту, и выложите сто пятьдесят долларов за ланч. Мерси — и пошел ты на…

И тем не менее посетители выстраиваются в очередь, умоляют, суют взятки, устраивают заговоры, громко шепчут в телефонную трубку, названивая в Сан-Тропе, Рим и Пунта-дель-Эсте, в надежде найти достаточно влиятельного знакомого — тогда им удастся возвыситься над простыми смертными и с торжеством воссесть среди богов.

Если и впрямь «за каждым богатством кроется преступление», то, разумеется, многие из этих людей ответственны за безжалостные поступки, совершенные ради нескольких долларов, — снос африканских деревень, затопление долин, разорение стариков, сбрасывание ядовитых отходов в колодцы и устранение неугодных, когда того требовали обстоятельства. Но что касается Роберта, то они буквально валяются у него в ногах и даже не просят взаимности.

Возникает вопрос — почему?

Я раздумывал над этим вопросом уже на раннем этапе моей карьеры, когда заведовал подносами и сковородками в клубе Рокфеллер-центра, где владыки финансовой индустрии каждый день вкушали ланч в нашем убогом буфете. Я гадал, что могло привлечь персон, которые в одиночку ворочали судьбами наций, — акул бизнеса, сказочно богатых содержанок, отпрысков древних европейских родов, которые понятия не имели, откуда взялось их богатство… Почему все эти люди собираются под убогим кровом ланч-клуба или же борются, переступая через тела сородичей, за право съесть ужасное оскорбительно дорогое блюдо на задрипанной веранде с видом на бассейн, подвергаясь оскорблениям со стороны человека без рода и племени, на которого в обычной ситуации они бы не задумываясь спустили собак?

Зачем мириться с нелепыми претензиями и ценами в Mr.Chow, в Philippe, Nello или Cipriani, если есть сотни куда более приятных ресторанов в минутной досягаемости? Ужасная неделя на Сен-Бартсе заставила меня осознать, что перелетной стае супербогачей больше всего нужны гарантии того, что они все окажутся в одном месте. Возможно, именно поэтому они отдыхают на одних и тех же убогих пляжах — узких, каменистых, с невыразительными полосками вонючего песка, которыми пренебрег бы любой «дикий» турист, и предпочитают рестораны, мимо которых с презрением пройдет всякий человек, у которого есть доступ в интернет и несколько долларов в кармане.

Попытайтесь похвалить Nello на chowhound.com, да и на любом форуме, где общаются настоящие знатоки еды, и приготовьтесь к тому, что вас выставят на посмешище. Так почему же люди, которые могут поесть где угодно, добровольно позволяют выуживать у них чудовищные суммы за еду, в лучшем случае весьма посредственную?

Меня осенило в один прекрасный день на Сен-Бартсе, когда я лежал в шезлонге, при лунном свете, полупьяный, а на заднем плане развлекались разные Каддафи и их гости. Ведь эти «прекрасные» люди так уродливы. Они носят одинаковую безобразную одежду, придуманную старыми геями-женоненавистниками, которые, должно быть, втайне помирают со смеху, видя, как их пожилые богатые клиенты втискиваются в стильные наряды. И тут трудно не заметить, что сами законодатели мод, те, кто решает, что именно будет носить весь свет в грядущем году, что красиво, а что нет, — сами они безобразны настолько, что откажет даже фантазия младших бойскаутов, собравшихся послушать сказки у костра. Только посмотрите на судей в «Топ-модели Америки» или на первые ряды на любом модном показе, и вы все поймете: эта унылая, непривлекательная, скверно одетая компания как будто приобретает шмотки в пригородном секонд-хенде. Рику Джеймсу в семидесятые годы ни за что не простили бы того, что в наше время Карл Лагерфельд носит каждый день. Его бы свистом проводили со сцены. Если бы Донателла Версаче появилась у ваших дверей, предлагая косметику Amway, вы бы захлопнули дверь, а потом предупредили по телефону соседей.

Оглядывая пляж и пребывая все в том же желчном настроении, я окончательно убедился, что по доброй воле забрел на остров доктора Моро. Полный набор неудачных пластических операций: передо мной в открытую предстали все уродства плоти, уместные разве что на карнавале. Перекошенные на сторону рты, чудовищно раздутые губы, щеки, за которыми словно лежало по мячику для гольфа, лбы, столь туго обтянутые кожей, что на них можно было играть, как на барабане. Одинаковые носы… глаза, которые не могли моргать и с трудом закрывались…

И моя спутница — в простой белой футболке стоимостью в тысячу долларов. Она в очередной раз искала свой мобильник.

Неудивительно, что хозяева ресторанов — в том числе Робер — избрали богачей своей добычей. А как же иначе? В конце концов, это индустрия исполнения желаний — нужно лишь понять, каким образом воплотить мечты и потребности клиентов. На Сен-Бартсе — как и повсюду — они хотели оказаться среди себе подобных. Удостовериться в том, что выбрали правильное место, что его выберут и все остальные и что присутствующие, по крайней мере, разделяют ту же иллюзию. Здесь никто не укажет на очевидное — что они слишком стары и уродливы для того, чтобы носить такую одежду; что пластические операции не помогли; что им не следует танцевать; что они едят блюда, к которым уборщик, пришедший мыть полы после закрытия, не притронется даже в резиновых перчатках; что простые люди с удовольствием насадят их головы на пики, если узнают в подробностях, кто они такие и как зарабатывают деньги.

В конце концов я ушел.

Моя спутница в четвертый раз потеряла мобильник, и я увидел, как она пьяным взглядом обводит комнату, ища потенциального виновника в числе прочих гостей. Эти безумные глаза наконец остановились на компании, окружавшей знаменитого рэпера, который занимал VIP-зону в ресторанном дворике. Там были две очень полные женщины, с толстыми шеями и недружелюбными лицами, в солнечных очках — каждая с легкостью могла бы положить меня на обе лопатки. Я наблюдал, как, словно в замедленной съемке (которая столь часто предвещает беду), моя спутница подошла к ним и обвинила в краже мобильника.