Мечта о Просвещении - Энтони Готтлиб Страница 12

уже через несколько недель после своего зачатия обладал весьма ученой душой, знавшей тысячи вещей, кои забыл, рождаясь на свет, и что без всякой пользы располагал в материнской утробе знаниями, ускользавшими от него как раз в тот момент, когда они могли ему понадобиться и которые так и не сумел себе вернуть ^[84].

Это обвинение было предъявлено Декарту еще при его жизни, и он с раздражением опровергал его, высмеивая предположение, будто он приписывает детям в материнской утробе какие-то знания. Он утверждал, что у нас есть определенные «врожденные идеи», то есть некие понятия и истины, каким-то образом внедренные в нас, но под этим подразумевал, что «нам от природы присуща потенция, благодаря которой мы способны познавать» ^[85] различные вещи. «А что идеи эти актуальны… я никогда не писал и об этом не помышлял» ^[86], – справедливо возражал Декарт. Лишь способность усваивать знания он полагал врожденной.

Тем не менее что-то было в словах Вольтера, когда он сопоставлял рассуждения Декарта о врожденных идеях и теорию Локка о том, что сырье для наших знаний обеспечивается опытом. Наиболее отчетливо Декарт определяет врожденные идеи как то, «что мы постигаем… силой собственного естественного интеллекта, без какого-либо чувственного опыта» ^[87]. Когда я, например, сознаю, что сумма углов треугольника всегда должна составлять 180º или что Бог не может иметь каких-либо недостатков, – такие представления можно назвать «врожденными идеями». Я с ними не рождаюсь, поскольку мой естественный интеллект еще не развит, но они приходят «исключительно благодаря присущей мне способности мышления» ^[88]. В понимании Локка главная проблема философии Декарта состояла в том, что слишком многие заявления Декарта не имели никакого другого обоснования, кроме того, что они предположительно исходили из этой внутренне присущей ему способности.

Декарт часто говорил о «естественном свете» разума и «самоочевидных» истинах. Его доказательства существования Бога и утверждение, что Бог не обманывает нас, опираются на якобы очевидные предпосылки, освещенные этим «естественным светом». Несколько основных принципов его физики также якобы обнаруживались посредством естественного разума (например, положения о бесконечной делимости материи и невозможности пустого пространства). Конечно, Декарт не считал, что один лишь разум способен сказать о физическом мире все. Как мы видели, он был увлеченным экспериментатором и наблюдателем, любившим препарировать скот. Сформулировав свои основополагающие принципы, он признал необходимость проверять их опытным путем. Но он считал, что сами основополагающие принципы исходят «только из неких ростков тех истин, которые от природы заложены в наших душах» ^[89], и не требуют дальнейшего подтверждения.

Таким образом, Декарт слишком полагался на работу собственной головы. В случае с его основными принципами, как физическими, так и философскими, можно сказать, что он чересчур поспешно принимал их за истинные. Эта слабость, конечно, свойственна не одному Декарту. История науки и философии знает немало работ, о которых по прошествии времени говорили, что они опирались на сомнительные допущения. Это неизбежно, поскольку часто трудно понять, какие аспекты теории нужно исследовать более тщательно, пока кто-то не предложит подходящую альтернативу. Даже некоторые положения из геометрии Евклида теперь не только поставлены под сомнение, но и отвергнуты, хотя никто не винит его в том, что он слишком рассчитывал на свою голову. Никто не упрекает Евклида в том, что он не видел возможности отвергнуть некоторые свои предположения и принять альтернативные подходы к геометрии, потому что сами эти разделы геометрии не были разработаны до XIX в.

Но у Декарта не было таких оправданий, как у Евклида. Практически все его теории критиковали при его жизни. Альтернативные описания сознания, души, Бога, материи и пространства по крайней мере присутствовали в обширных «Возражениях», которые он присовокупил к своим «Размышлениям». Таким образом, помимо гордыни и веры в необыкновенно яркий свет собственного разума, мало что мешало Декарту понять, что, вероятно, у него нет ответов на все вопросы.

Стремление Декарта найти «неоспоримые доказательства» во всех областях науки, включая медицину, и его уверенные выводы о существовании Бога, о душе и теле свидетельствуют о чрезмерном влиянии математики на его сознание. Учитывая его математический гений, это, вероятно, объяснимо. Локк же, напротив, выступал за более осторожный и экспериментальный подход к философским вопросам, и эта разница между Локком и Декартом стала восприниматься как решающая. Вольтер считал, что это объясняет множество различий в их представлениях о душе и других вопросах. Впоследствии историки пошли еще дальше. Утверждалось, что все основные битвы современной философии проистекают из этого спора между несомненным разумом и сомнительным опытом.