«Павловизация» дрессировки и мифология инстинкта - Владимир Гриценко Страница 12

Этому причин несколько, и основной из них как ни странно является идеологическо-политическая. Дело в том, что условно-рефлекторный подход как методологическая и методическая основа формирования поведения был НАВЯЗАН нам именно по идеологически-политическим мотивам.

В истории нашей страны был период, когда ее руководство, активно вмешиваясь в различные сферы научного познания, пыталось не только контролировать их, но перестраивать в соответствии со своими представлениями о правильности, истинности и классовости. Особенно трагичными для отечественной науки был период с 1930-х по 1950-е годы ХХ столетия. За это время были объявлены лженауками и запрещены генетика, кибернетика, педология (детская психология), психотехника и психология труда, социология, зоопсихология, на марксистко-ленинский-сталинский лад перестраивалась философия. Досталось также языкознанию, теории информации, литературоведению, истории и даже астрономии.

В 1926 году при прямом вмешательстве Сталина Академия наук была лишена автономии. А немного позднее Иосиф Виссарионович Сталин был избран почетным членом Академии наук СССР.

По мнению Петровского А. В. и Ярошевского М. Г. (1996) борьба за «марксистскую психологию» имела две волны репрессий. Первая волна репрессий ударила по психологии на рубеже 20-х — 30-х годов и сопровождалась физическим уничтожением многих ученых в середине 30-х годов, имела своим апофеозом объявление педологии реакционной лженаукой, а психотехники — «так называемой наукой». Была проведена жестокая чистка рядов психологов. Укоренилось подозрительное отношение к педагогической и детской психологии как отрасли науки и практики, «возрождающей педологию».

Вторая волна репрессирования психологии проходила под знаменем борьбы с «безродным космополитизмом» и охватывает период конца 40-х до начала 50-х годов. Она сопровождалась попытками вытеснения психологии и замены ее в научных и образовательных учреждениях физиологией высшей нервной деятельности (ВНД).

Вершиной идеологического извращения физиологии высшей нервной деятельности стала объединенная сессия АН СССР и АМН СССР, организованная по личному указанию Сталина и проведенная при активном участии желающих воспользоваться плодами этого указания. Сессия произошла в Москва с 28 июня по 4 июля 1950 года. Позднее эту сессию назовут «павловской», а мероприятия по внедрению ее постановлений «павловизацией». Формальным поводом к сессии было вскрытие недостатков и ошибок в деле разработки павловского учения, преодоление отхода от павловской линии и разработка программы всестороннего развития этого учения.

По сути это была одна из дежурных акций, которые проводились, начиная с 30-х гг. и до момента смерти Сталина, по отношению к очень многим наукам. При помощи таких сессий определялась позиция каждой науки в рамках тоталитарного управления и выделялась группа неприкасаемых лидеров, которые и назначались представителями «истинной» науки. Соответственно происходила канонизация этих «корифеев».

На «павловской» сессии в качестве «корифеев», помимо давно умершего И. П. Павлова (учение великого физиолога очень нравилось И. В. Сталину, и с его точки зрения было удобным механизмом формирования человека советского государства), были назначены здравствующие академик К. М. Быков и профессор А. Г. Иванов-Смоленский, а «антипавловцами» (тогда же был введен и такой термин) — академик Л. А. Орбели и его сотрудники, академик И. С. Бериташвили, академик А. Д. Сперанский, академик Л. С. Штерн и профессор П. К. Анохин.

Во вступительных докладах К. М. Быкова, А. Г. Иванова-Смоленского, а также в докладах и других участников подчеркивалось пренебрежение научного сообщества страны к воззрениям И. П. Павлова и недостаточная востребованность его теории.

Например, в психиатрии: «Нельзя без горечи вспомнить, что в течение длительного времени и еще совсем недавно все попытки приложения павловского учения к задачам психиатрии неизменно встречались „в штыки“, пренебрежительно именовались „словесной шелухой“ и рассматривались как „огромная механистическая опасность“ для советской психиатрии» (А. Г. Иванов-Смоленский, Научная сессия…, 1950 г.).

Или терапии: «…по словам проф. Мясникова, „обширная группа заболеваний кишечника, так же как и желчевыделительной системы почти не трактуется с павловских позиций“. И таким образом, „перед терапевтической клиникой стоит важная задача — восполнить этот пробел и пересмотреть частную патологию и терапию болезней пищеварения на основе идей Павлова“» (А. Г. Иванов- Смоленский, Научная сессия…, 1950 г.).

А что касается кровообращения, то вообще «Учение И. П. Павлова о нервной регуляции в сердечно-сосудистой системе не разрабатывалось так широко и систематически, как это происходило по вопросам пищеварения и изучения высшей нервной деятельности. Изучение шло в отдельных лабораториях и очень часто не встречало большой заинтересованности в широких кругах физиологов, о чем можно было судить по докладам на съездах физиологов и при выступлениях в научных обществах» (А. И. Смирнов, Научная сессия…, 1950 г.).

Вузовские учебные программы почти игнорировали ВНД: «Прежде всего во всех программах по курсу физиологии бросается в глаза старый принцип — эклектическая характеристика основных фактов, законов, систем, функций организма. Программы сугубо объективистски излагают все гипотезы, все теории. По одному этому видно, что программы порочны. Однако именно такое существо программ отражает игнорирование классических открытий И. П. Павлова, имеющих принципиальное новое и всеобщее отношение для всех областей физиологической науки. Перестройка чтения курсов физиологии, а следовательно, и программ не может быть отделена ни от учебников, ни от того обстоятельства, что учения Сеченова, Павлова, Введенского еще не стали господствующими в институтах, кафедрах, лабораториях физиологических и медицинских наук. Кроме того, в учебном плане вузов до сих пор отсутствует общефакультетская, обязательная дисциплина: „физиология высшей нервной деятельности“. Эту дисциплину необходимо ввести на последнем курсе и для усвоения истинных знаний и для того, чтобы биолог-врач, учитель, выходя из вуза, получил еще один материалистический запал в своей практической деятельности. В полном соответствии с содержанием и установкой учебных программ находится список рекомендуемой литературы, учебников и учебных пособий. В учебных программах не рекомендуются совершенно Сеченов, Павлов и Введенский. Мы должны со всей откровенностью заметить, что идеи Павлова и павловская физиология не только не господствуют в вузах, но принижены, а подчас и отсутствуют» (Э. Ш. Айрапетянц, Научная сессия…, 1950 г.).

«Даже в учебниках мичуринской биологии совершенно не отражается учение И. П. Павлова; если же авторы и приводят это учение, то в качестве чисто механического вкрапливания, вовсе не объединяя его с основными материалами по биологии животных» (А. Д. Слоним, Научная сессия…, 1950 г.).

«Частично такой грех имеется и у многих других физиологов о чем можно судить по учебникам, особенно по упомянутым нами „Основам физиологии человека и животных“ А. Г. Гинецинского и А. В. Лебединского. Странное положение: советский учебник и даже руководство для аспирантов, врачей докторантов, написанное на русском языке, — без основ павловской физиологии! Здесь обойдены работы советских физиологов, а учения Павлова и Введенского представлены как второстепенные достижения в науке по сравнению с исследованиями старых западных физиологов. Это замечание в какой-то мере относится и к другим учебникам последних 10–15 лет.» (К. М. Быков, Научная сессия…, 1950 г.)