Вильнюс. Город в Европе - Томас Венцлова Страница 11

Перед самим сносом замка и городской стены их успел запечатлеть вильнюсский художник Францишек Смуглевич. Довольно скверные и неточные его рисунки сепией дали начало современному проекту: сегодняшнее правительство Литвы решило отстроить по ним Нижний замок, а самые увлеченные архитекторы поговаривают уже и о восстановлении городской стены. Я был среди тех, кто противился этому замыслу: подлинных данных, особенно касающихся замка, так мало, что трудно надеяться на восстановление достойного подобия. Но мы проиграли. Реставраторы собирают раскопанные детали здания, изучают австрийские и итальянские дворцы того же времени и стиля, а возле кафедрального собора сегодня уже растут белесые стены, которые со временем должны стать одним из важнейших мест города. Строительство обещали закончить к 2009 году — тысячелетнему юбилею первого упоминания Литвы в Кведлинбургской хронике, но это не удалось — оно продолжается.

Постмодернист заметил бы, что все это отвечает духу нашего времени — его главным образом определяют симулякры, заменяющие несуществующую действительность. Те, кто ищет подлинности, должен отойти чуть дальше от Нижнего замка. Его здание диктовало ренессансную моду в Вильнюсе. Стоящий прямо у слияния Нерис и Вильни Старый арсенал похож на замок в миниатюре, и хотя он тоже восстановлен по рисункам и не совсем аутентичен, его белый параллелепипед не портит вид города. На главной артерии старого центра, улице Пилес, рядом с университетом, высится более подлинное здание с аристократическим аттиком, примерно таким же, как те, что украшали верхний этаж замка. В солнечный день стоит полюбоваться игрой теней на его вертикалях. Похожий аттик украшает Остробрамские ворота — те самые, сохранившиеся от городской стены. На нем два рельефных грифона держат языческий герб Литвы — всадника на коне, а чуть пониже Фридрих Геткант, архитектор времен барокко, вставил маленькую головку Гермеса, покровителя купцов и воров, в шапочке, украшенной крыльями. Говорят, это еще и портрет короля Владислава Вазы.

Но все-таки самая замечательная постройка того времени — не ренессансная. Она возникла почти тогда же, когда и Нижний замок с городской стеной, может, даже на несколько лет раньше, но по сути своей принадлежит более ранней эпохе. В новую среду Высокого Ренессанса проникла зрелая, даже перезревшая, и сильно запоздалая готика. Такие контрасты и анахронизмы придают Вильнюсу особое очарование. Кстати, именно здесь заканчивалась городская стена, начинавшаяся у Нижнего замка: дальше были крутые берега Вильни, защищавшие город лучше любой стены. На прибрежном фоне стоят три храма; один из них белый, два других — краснокирпичные. Важнее всего, хотя он и самый маленький — костел св. Анны, другие два только обрамляют его и дополняют. Это удивительно легкое здание с тонкими стенами, скорее даже не здание, а ювелирный литургический сосуд, вроде парижской Сент-Шапель — с почти такими же огромными окнами, правда, без витражей. Костел моложе Сент-Шапели на двести пятьдесят лет, и появился в городе, где традиции христианства отнюдь не были прочными, но, мне кажется, ни в чем не уступает своей предшественнице. Вместо витражей здесь поражает изящная, почти иррациональная композиция фасада. Этот фасад не связан с внутренним пространством и боковыми стенами, он — словно абстрактная геометрическая картина, сложенная из стройных прямоугольников и острых дуг, из башенок и ажурных пинаклей, напоминающих побеги растений или языки пламени, или мечи, вонзенные в небо. Костел св. Анны не каменный, а кирпичный, как и соборы городов Ганзы, но если там материал диктует архитектору свою логику, туг архитектор подчиняет собственной изобретательной и энергичной логике саму материю кирпичей: тридцать три сорта кирпича, вылепленного почти как керамические изделия, и все они сливаются в единое, изумительно элегантное целое. Этот темперамент зодчего и его склонность к виртуозным декоративным эффектам как бы предвосхищает грядущее барокко Вильнюса. Долго не было известно, кто спроектировал костел св. Анны, и о нем явились легенды. Одна из них — о двух архитекторах: старший, никуда из родного города не выезжавший, сложил первые три метра здания, которые ничего особенного собой не представляют, а его подмастерье, посетивший Германию и Италию, создал над этим пьедесталом готическую фантасмагорию. Когда костел был завершен, оба залезли по лесам на самый верх, к башенкам, и охваченный завистью учитель столкнул ученика вниз. Сейчас вроде бы уже выяснено, что архитектором был иностранец Бенедикт Рейт, служивший у брата святого Казимира, короля Чехии Владислава Ягеллона. Тот самый Рейт, что спроектировал готический зал Владислава в пражских Градчанах и часть кафедрального собора Праги.

Два других костела, стоящих рядом, иные, хотя и составляют со св. Анной прекрасный ансамбль. Их полукруглые фронтоны повторяют линию берега и холмов. Костел бернардинцев тоже готический, гораздо архаичнее, чем костел св. Анны — в нем еще заметно сходство с крепостью. Но снаружи он сильно перестроен, ему приданы черты барокко. От старого остался интерьер с угловатыми пилястрами, крестовыми сводами и старинными, сильно поврежденными надгробиями. В советское время туда было очень трудно попасть — здание принадлежало художественному институту, в нем хранили студенческие работы, в основном бюсты Ленина. Сейчас костел возглавляет бывший диссидент, с которым я был хорошо знаком. Его выгнали из средней школы за убеждения и отдали в солдаты; со временем он стал францисканским монахом, сейчас пытается восстановить разрушенный интерьер костела и устраивает концерты старинной музыки «у бернардинцев». Слева от алтаря недавно открыли многоцветные фрески — синева одежд на них контрастирует с желтизной креста, под которым сгибается Христос, и с еле заметными готическими буквами. Стоящий неподалеку костел св. Архангела Михаила — уже ренессансный, его светлый фасад и еще более светлое нутро дышат гармонией и свободой, во дворике виднеются аркада и несколько странных, ничего не поддерживающих колонн. Костел построил канцлер Великого Княжества Литовского Лев Сапега — это был его фамильный храм, там он и похоронен. На прекрасном надгробии сохранились мраморные, слегка пострадавшие от времени рельефы Сапеги и его двух жен. С этим политиком времен позднего Ренессанса, а может, уже барокко, который славился благородством и государственной мудростью, знакомы все, кто читал Шиллера: он действует в «Деметриусе» — последней незаконченной драме поэта.

Бенедикт Рейт приехал из чешских земель, но большинство зодчих и скульпторов, украшавших Вильнюс, были итальянцами. В списке знаменитых жителей города почти каждая десятая фамилия — итальянская: Джованни Чини, Бернардо Дзаноби да Джанотис, Микеланджело Паллони, Джованни Мария Падовано, Пьетро Перти, Томмазо Риги... Этому способствовала династическая история, которая превратила столицу Литвы «в самый итальянский город на север от Альп». Один из братьев святого Казимира, Сигизмунд Старый, женился на Боне Сфорце, княжне из рода миланских правителей. Жизнь Боны сама по себе напоминает ренессансную новеллу. Отца ее убил родственник, Людовико Моро, более известный истории как покровитель Леонардо да Винчи. Боне с матерью пришлось бежать в Неаполь; в нее влюбился — по портрету — и посватался к ней Сигизмунд, который был старше почти на тридцать лет. Выйдя замуж в страну на краю света, Бона привила там итальянские овощи и плодовые деревья, итальянскую моду и живопись, вежливость и остроумие, а также то, что было ей знакомо с детства — искусство политической интриги, может быть, даже склонность к отравлению могущественных, но неугодных ей лиц. Она родила Сигизмунду четырех дочерей и одного сына — Сигизмунда Августа, последнего из Ягеллонов, самого яркого из ренессансных правителей Литвы. Взойдя на престол, Сигизмунд Август скоро поссорился с матерью, и ей, как когда-то, пришлось уехать в Неаполь — там ее в свою очередь отравил, а после смерти и ограбил доверенный по имени Паппакода, который в Литве выполнял ее тайные поручения. Я как-то видел могилу Боны в базилике города Бари: циничная интриганка покоится там на самом почетном месте, почти рядом со святым Николаем Чудотворцем, который на Западе известен как Санта Клаус.