Теория каваии - Инухико Ёмота Страница 11
Теория каваии - Инухико Ёмота читать онлайн бесплатно
Диалоги героев сериала «Семейные игры» показывают столкновение старых и новых представлений о каваии
Кроме того, в этом словаре приведено значение слова каоваюси. В начале приведено такое определение: «Покраснение лица вследствие проступка или обвинения. „Лицо горит“. Стыдный. Когда лицо пылает от стыда», и в качестве примера дается следующий отрывок из поэтической антологии «Кэнрэймонъинкасю» [46]: «Горестное воспоминание: уход людей и подобные вещи, о которых больно думать» [47]. То значение, которое главным образом используется нами сейчас, — «милый, славный, миловидный, детский» — в словаре «Дайгэнкай» [48] приводится всего лишь третьим по счету. Значит, это значение сравнительно пóзднее, оно появилось уже после возникновения слова каваюси.
И все же, как раньше, в те времена, когда слова каваюси еще не существовало, японцы называли те вещи, которые сейчас они называют каваии? О какой бы древности ни шла речь — будь то Нара или Хэйан [49], — не могло быть такого, чтобы вовсе не было кавайных девушек или зверюшек! Ответ: для этого использовалось слово уцукуси. Та сфера, к которой отсылало слово уцукуси в устах аристократии, в ходе средневековых лингвистических сражений испытывала натиск новомодных вульгаризмов.
Известно, что слово уцукуси, которое может записываться как иероглифом «красота», так и иероглифом «любовь», в эпоху Хэйан использовалось скорее в значении современного каваии, нежели в смысле «красивый, прекрасный» (англ. beautiful). А современному уцукусии соответствовало слово кутаси. Приведем в качестве примера знаменитый отрывок из «Записок у изголовья» Сэй-Сёнагон (начало XI века), фрагмент 146 [50]:
151. То, что умиляет
Детское личико, нарисованное на дыне.
Ручной воробышек, который бежит вприпрыжку за тобой, когда ты пищишь на мышиный лад: тю-тю-тю!
Ребенок лет двух-трех быстро-быстро ползет на чей-нибудь зов и вдруг замечает своими острыми глазками какую-нибудь крошечную безделицу на полу. Он хватает ее пухлыми пальчиками и показывает взрослым.
Девочка, подстриженная на манер монахини, не отбрасывает со лба длинную челку, которая мешает ей рассмотреть что-то, но наклоняет голову набок. Это прелестно! [51], [52]
Артур Уэйли, специалист по японской литературе, живший в Лондоне в начале XX века, в своем переводе «Записок у изголовья» на английский переводит слово уцукуси как pretty [53]. Некоторые места перевода вызывают сомнения, поэтому я предлагаю еще раз перечитать японский текст, но теперь уже в его современном виде, сопоставляя с английским переводом и обращая внимание на то, какой образ возникает у Сэй-Сёнагон в тех местах, где она использует прилагательное уцукуси:
То, что мило
Лицо ребенка, который кусает дыню. Воробьиный птенчик, который прискачет — прыг-прыг, — если приманить его, подражая чириканью. А если его поймать и привязать к лапке нитку, то прискачет мамаша птенчика и станет его кормить. Ребенок примерно трех лет, вдруг шлепнется на землю, увидит вдруг что-нибудь мелкое и необычное, припустится бегом, схватит добычу своей крошечной ручкой и вот уже несет показывать взрослым. Девушка, которая, сделав себе прическу как у монахини, откидывает голову назад, чтобы убрать челку с глаз и на что-то посмотреть [54], [55].
И вправду, если принять во внимание эти свидетельства, проникаешься странным чувством: как это за тысячу лет вовсе не изменились те крошечные, кавайные вещи, столь близкие и родные взгляду японца… Сэй-Сёнагон приводит примеры того, что считается каваии на данный момент: младенческое, невинное, простодушное, наивное, безыскусное, требующее защиты со стороны взрослого; при этом она как бы играючи наводит фокус на все эти вещи. Здесь не чувствуется покровительственного взгляда сверху вниз со стороны зрелого и вышестоящего по отношению к незрелому, но, наоборот, видно желание утвердить незрелое в качестве красивого, прекрасного. И вот я думаю: этот самый Уэйли, отродясь не бывавший нигде восточнее Стамбула и по причине собственной застенчивости не знавший истинной любви к женщине, — не испытывал ли он глубокого сочувствия и сострадания по отношению к подобной эстетике незрелости?
Ну хорошо, оставим все эти материи и вернемся к изменениям, которые выпали на долю слова каваюси. В упомянутом словаре старояпонского языка «Когодайдзитэн» выдвигается следующая гипотеза: слово каваюси впервые встречается в «Кондзяку-моногатари» потому, что изначально оно было вульгаризмом, присущим низкому простонародью [56]. Понятное дело, благополучные особы, собиравшиеся во дворце, пользовались словом уцукуси. Однако время шло, и к концу Средних веков у каваюси стал выветриваться отрицательный оттенок смысла, присущий скорее прилагательному итамасии («прискорбный, жалкий») или выражению ки-но доку да («бедный, несчастный, жалкий, достойный сожаления», букв. «яд в душе»). Семантической доминантой стало значение, которое обнаруживается в слове аирасии («хорошенький, милый», пишется с иероглифом «любовь», как и уцукусии). Пример из «Кёгэнки» [57], пожалуй, является хрестоматийным: «Ведь у тебя есть внук. Было бы мило с его стороны, если бы он навестил мать». В итоге с какого-то момента слово каваии стало записываться иероглифами 可愛い (где 可 означает «возможно, должно быть» и другие варианты модальности, а 愛 — «любовь»). Подобный случай — пример фонетического использования иероглифического слова, заимствованного из буддийской литературы (так называемое атэдзи).
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments