Мой неповторимый геном - Лона Франк Страница 10

Вопрос очень тонкий. New York Times Magazine, например, пишет о том, как с доступностью ДНК-тестирования изменяется само понятие отцовство и ширится разногласие между традиционным его пониманием и тем, что основано на генетике. По законам США, ваши обязательства перед ребенком должны сохраняться, даже если обнаружится, что он «совсем не ваш» в биологическом смысле. Однако все больше «отцов», узнав, что дети им «генетически чужды», отказываются их содержать. «Зачем тратить время и деньги на взаимоотношения, в которых нет биологического фундамента?» — говорят они. Но попробуйте объяснить все это ребенку, потерявшему отца в «битве геномов». Он-то совсем не готов к такой утрате. В том же журнале описана ситуация, когда девочка-подросток узнает, что отец, с которым она жила с рождения, на самом деле ей не родной: «В первый момент меня охватил ужас. Получалось, что рядом со мной жил кто-то, не являющийся частью моей семьи, какой-то пришелец», — вспоминает она ^[16].

Биологическое родство не ограничивается рамками семьи. В широком смысле генетика пронизывает всех членов малых и больших групп — от семейных кланов до этнических сообществ. Впервые я столкнулась с этим напрямую в 1990-х, когда жила в Нью-Йорке, в респектабельном старом доме на углу 11-й улицы и Бродвея на Манхэттене. Здесь все считали меня еврейкой — из-за моей фамилии. Вспомните, например, автора бессмертного дневника Анну Франк.

В этой части Нью-Йорка действительно много евреев, куда ни пойдешь — везде наткнешься на синагогу. Вечерами по пятницам на улицах можно было встретить мужчин в черном, с длинными пейсами, свисающими по обе стороны лица из-под шляп. Они прогуливались по Вест-Энд-авеню в сопровождении жен в париках. (Талмуд говорит, что еврейская женщина не должна показывать волосы.) К своей этнической принадлежности здесь относились со всей серьезностью. Я не знала никого из соседей, но как только мое имя появилось на дверной табличке, меня завалили брошюрками и рекламными листовками с изображением звезды Давида. Здесь были приглашения на различные мероприятия в синагоге и письма, предлагавшие «дорогой миссис Франк» вступить как можно скорее в ту или иную религиозную организацию. Однажды днем я столкнулась лицом к лицу с тщедушным пожилым джентльменом, который засовывал в мой почтовый ящик очередное послание. Я как можно вежливее сказала, что он напрасно тратит время. Насколько мне известно, моя фамилия — не иудейского происхождения. Я имела возможность познакомиться с Израилем единственный раз в жизни — во время шестимесячного пребывания в кибуце сразу по окончании школы, и то это была скорее увеселительная поездка.

— Ой, как плохо, как плохо, но, конечно, вашей вины тут нет, — ободрил меня этот милый джентльмен.

С тех пор поток корреспонденций иссяк, но тот случай еще раз подтолкнул меня к мысли о существовании неуловимых связей людей со своими предками — теперь с иной стороны. Среди моих знакомых-евреев было немало таких, кто дружил с девушками других национальностей, но они и не помышляли о женитьбе на них и уж тем более о том, чтобы заводить от них детей. При этом ни один не мог толком объяснить почему. И когда я с присущей мне прямотой все-таки пыталась докопаться до истины, они говорили, что это никак не связано с культурой или религией (кстати, никто из них не был религиозен). Самое «внятное», что я однажды услышала в ответ на мои настойчивые просьбы, было: «Это что-то важное, имеющее отношение к биологическим связям с прошлым». Получалось, что квинтэссенция человеческого существа — это его гены.

Нечто похожее наблюдается сегодня среди американских негров, которых обуяло желание узнать о своих далеких предках — и не только о тех, кто был привезен в Америку рабами и «растворился» в других народах и культурах. Нет, они хотят проследить свое происхождение, начиная со страны, этнической группы, а еще лучше — конкретного клана из конкретной деревни. Несмотря на то, что многие из них никогда не были в Африке, они хотят отождествлять себя с нынешними жителями Ганы, Кот-д’Ивуара и других стран, даже не существовавших в рабовладельческие времена.

Интерес к генетическим корням подогревают разные знаменитости, которые прибегают для выявления своего происхождения к ДНК-тестированию. Крис Рок, известный комик, разыскал «генетического оракула» и выяснил, что его предки родом из Камеруна. Замечательная актриса Вупи Голдберг, прошедшая ДНК-тестирование в 2007 году, теперь гордится тем, что ее предки принадлежали к народности пепель, живущей в Гвинее-Бисау (министр туризма этой страны даже пригласил ее посетить родные пенаты, но она отказалась). А знаменитая телеведущая Опра Уинфри с головой погрузилась в строительство школ для девочек в Южной Африке после того, как в 2005 году ДНК поведала ей, что ее родственники по крови — зулусы. Судьба этого народа вдруг глубоко озаботила Уинфри, но — о, ужас! — родство не подтвердилось. Тест пришлось повторить, и теперь родные места оказались в нынешней Либерии. Чем это грозит местным школьницам — пока неизвестно.

За тестирование афроамериканцев взялась фирма African Ancestry, которая рекламирует себя как единственное место, где есть высокотехнологичное оборудование, позволяющее «приписать» вас к определенной стране и региону в сегодняшней Африке. Ее база данных включает результаты тестирования 25 тысяч образцов ДНК от жителей 30 африканских стран, и охватывает две сотни этнических групп. За 349 американских полновесных долларов African Ancestry проведет сравнительный анализ группы генетических маркеров клиента и коренных жителей Африки, чья ДНК содержится в базе данных, и — если повезет — откроет тайну вашего происхождения.

Эксперты, в том числе известный генетик Дебора Болник из Техасского университета в Остине, сомневаются в полноте базы данных African Ancestry. Но новоявленный бизнес по-прежнему процветает — возможно, потому, что клиенты его отнюдь не жаждут правды и только правды, им достаточно ее иллюзии. Не случайно основательница фирмы Джина Пейдж однажды заявила ВВС, что истинная цель ее деятельности заключается в изменении самооценки афроамериканцев, в том, чтобы они посмотрели на себя по-новому ^[17].

* * *

Но откуда проистекает желание посмотреть на себя через призму генетики?

Возможно, дело в том, что биологический взгляд на род людской сейчас берет верх над господствующим десятилетия взглядом культурологическим. Мы, приверженцы западной цивилизации, долгое время находились в плену убеждения, что человек — это социальная единица, что мы — не дети природы, а порождение культуры. И это выглядит вполне правдоподобно, в первую очередь потому, что большинство из нас живет в определенной культурной среде, частью которой мы себя ощущаем. Эту среду создали, в частности, и наши предки.

Датчане называют себя датчанами, потому что причастны к датской культуре — красно-белому флагу, сказкам Андерсена, соленой сельди и тому подобному. Их южные соседи, немцы, отождествляют себя с Гёте и Шиллером, сентиментальной музыкой и Октоберфестом. Даже в «плавильном котле» американской культуры различимы вклады африканской, индейской, южноамериканской, еврейской и множества других культур. Каждому хочется испытывать восхитительное, ничем не замутненное чувство принадлежности к своей культуре.