Это же Патти! - Джин Уэбстер Страница 9

За несколько дней ее англичанин из объекта нежных чувств превратился в посмешище всей школы. Его литературные вкусы оказались такими же немыслимо нелепыми, как и те, которыми он руководствовался при выборе конфет. Он тяготел к произведениям с заголовками, которые явно могли привлечь лишь горничных или кухарок. «Любить и потерять», «Прирожденная кокетка», «Шипы во флердоранже». Бедная Мей отказывалась принимать эти подарки, но все было напрасно: школа поверила в Катберта – и не желала упустить возможность посмеяться над его британскими причудами. Теперь Мей жила в постоянном страхе перед появлением в дверях горничной с очередной посылкой в руках. Последней соломинкой стала посылка, в которой находилось полное собрание сочинений – в мягких обложках – Мари Корелли [7].

– Он… он не посылал их! – всхлипывала она. – Это кто-то просто хочет посмеяться.

– Ты не должна огорчаться, Мей, что это не совсем те книги, какие выбрал бы американский мужчина, – попыталась утешить ее Патти. – Ты же знаешь, у англичан странные вкусы, особенно в том, что касается книг. У них абсолютно все читают Мари Корелли.

В следующую субботу около десятка девочек отправились в сопровождении учительницы в город, чтобы сделать покупки и посетить утренний спектакль. В числе прочих магазинов девочки, занимавшиеся в классе искусствоведения, посетили магазин фотографий, чтобы купить копии картин ранних итальянских живописцев. Патти не слишком интересовали Джотто [8]и его современники, и она, скучая, отошла от своих спутниц, чтобы осмотреть другие отделы магазина. Вскоре она наткнулась на целую стопку фотографий актеров и актрис, и ее взгляд прояснился, когда она взяла в руки большую фотографию незнакомого мужчины с подкрученными усами, ямочкой на подбородке и большими манящими глазами. Он был одет в охотничий костюм и держал на виду рукоятку своего кнута. Портрет можно было назвать последним криком романтической моды двадцатого века. И самое великолепное – на открытке был лондонский штемпель!

Патти незаметно отозвала двух других членов тайного комитета от прилавка, у которого те созерцали творения Фра Анжелико [9], и три головы с восторгом склонились над ее находкой.

– То, что надо! – ахнула Конни. – Но стоит полтора доллара.

– Нам придется целую вечность обходиться без содовой! – отозвалась Присцилла.

– Дороговато, – согласилась Патти, – но… – и, снова погрузившись в изучение манящих, с поволокой глаз, добавила: – Думаю, портрет того стоит.

Каждая из них пожертвовала по пятьдесят центов, и теперь фотография принадлежала им.

На лицевой стороне Патти написала четким, с уклоном влево, почерком, который Мей уже начала ненавидеть, нежное послание по-французски и подписала его полным именем – «Катберт Сент-Джон». Она вложила портрет в обычный пакет и попросила несколько удивленного продавца отослать его по указанному адресу утром в следующую среду, объяснив это тем, что посылка является подарком ко дню рождения и не должна быть вручена раньше времени.

Фотография пришла с пятичасовой почтой и была передана Мей, когда девочки выходили из класса после дневных занятий. В угрюмом молчании она взяла ее и направилась в свою комнату. Полдюжины ее ближайших подруг следовали за ней по пятам; в предыдущие недели Мей приложила немало усилий, чтобы обеспечить себе приверженцев, и теперь от них было не так-то просто отделаться.

– Вскрой пакет, Мей, скорей!

– Как ты думаешь, что там?

– Это явно не цветы и не конфеты. Он, должно быть, придумал что-то новое.

– Знать не желаю, что в этом пакете! – Мей с раздражением швырнула его в мусорную корзинку.

Но Айрин Маккаллох извлекла его оттуда и разрезала веревочку.

– О, Мей, это его фотография! – взвизгнула она. – Да он просто красавец!

– Вы когда-нибудь видели такие глаза?

– Он подкручивает усы или они у него от природы такие?

– Почему ты не говорила нам, что у него ямочка на подбородке?

– Он всегда носит такой костюм?

Мей разрывалась между любопытством и гневом. Она выхватила у Айрин фотографию, бросила один взгляд на томные карие глаза и швырнула портрет, лицевой стороной вниз, в ящик комода.

– Никогда больше не произносите при мне его имя! – приказала она, когда, поджав губы, начала причесываться, перед тем как спуститься к обеду.

В следующую пятницу во второй половине дня – когда школьницы обычно ходили за покупками в деревню – Патти, Конни и Присцилла заглянули в цветочный магазин, чтобы оплатить счет.

– Два букета подсолнухов, один доллар, – громко объявил продавец из-за прилавка, и в этот момент за их спинами послышались шаги. Обернувшись, они увидели Мей Мертл Ван Арсдейл, также явившуюся, чтобы оплатить счет.

– О! – воскликнула Мей гневно. – Я могла бы сразу догадаться, что это вы втроем…

Она глядела на них мгновение в молчании, затем упала на скамью и уронила голову на прилавок. В последнее время она так часто проливала слезы, что теперь они хлынули вопреки ее воле.

– Я думаю, – всхлипывала она, – вы расскажете всем в школе, и все будут смеяться и… и…

Три члена комитета смотрели на нее с суровым видом. Слезы не могли тронуть их.

– Ты сказала, что Розали – маленькая дурочка и зря много думает о пустяках, – напомнила ей Присцилла.

– А он, по крайней мере, был настоящим, живым человеком, – сказала Патти, – пусть даже и с кривым носом.

– Ты по-прежнему считаешь ее дурочкой? – спросила Конни.

– Н-нет!

– Тебе не кажется, что ты гораздо глупее?

– Д-да.

– И ты извинишься перед Розали?

– Нет!

– Это будет очень забавная история, – размышляла Патти вслух. – Уж мы постараемся рассказать ее как следует.

– Вы просто невыносимы!

– Ты извинишься перед Розали? – снова спросила Присцилла.

– Да… если вы пообещаете не рассказывать.

– Мы пообещаем при одном условии – ты разрываешь свою помолвку с Катбертом Сент-Джоном и никогда больше не вспоминаешь о ней.

В следующий четверг Катберт отплыл в Англию на судне «Океан», Св. Урсула с головой ушла в лихорадочные приготовления к баскетбольному матчу, и атмосфера стала бодряще свободной от Романтичности.