Маленькие путешественники - Адольф Бадэн Страница 9

От Буфарика до Блиды всего двадцать минут по железной дороге, и Кастейра с их спутником прибыли туда в четверть пятого. Под впечатлением от первого разочарования дети очень спешили увидеться с дядей и быстро шли по улицам города, не обращая внимания на окружающее. К тому же было очень жарко, и улицы были почти пусты.

Достигнув ворот Эль-Себт, среди молчания знойного дня они услышали странную музыку рожков и барабанов. Это был отряд тюркосов [15], возвращавшийся с маневров. Дети с удивлением смотрели на высоких черных солдат в широких полотняных шароварах и синих куртках, отделанных желтым шнуром.

Пройдя ворота, мальчики отправились по широкой дороге, обстроенной красивыми домиками, к знаменитому «Священному Лесу», главной достопримечательности Блиды.

Лес этот, или, скорее, роща, состоял из прекрасных оливковых деревьев. Но не деревья заинтересовали детей, а маленький домик, стоявший на опушке рощи – с зелеными ставнями и вывеской «Звезда Колонии».

Заведение казалось весьма скромным, но все же между ним и кафе «Надежда» в Буфарике была огромная разница. Насколько одно было грязно и отвратительно, настолько другое – опрятно и привлекательно. Только что выкрашенный фасад домика сверкал на солнце, а чистые окна и расписная посуда, видимая сквозь прозрачные стекла, казалось, радушно приглашали зайти каждого прохожего.

Когда Лефильель со своими маленькими спутниками подошел к кафе, на пороге появился человек с рыжими щетинистыми усами и с трубкой в зубах. Его вид и манеры обличали в нем старого солдата; лицо дышало довольством, лучше всяких слов говорившим о том, что дела его идут недурно.

Остановившиеся было в нерешительности дети вдруг разом бросились к дяде и повисли на его руках и ногах, между тем как Лефильель, остановившись поодаль, растроганно наблюдал эту сцену.

– Наконец-то скитания детей кончились, – думал он, – дядя Томас кажется мне славным, честным малым, да и «Звезда Колонии» мне тоже нравится. Теперь все пойдет как по маслу.

Что касается хозяина кафе, то он, по-видимому, совершенно растерялся от такого внезапного нападения, но, тем не менее, горячо отвечал на ласки детей, очень звучно перецеловав их всех по очереди.

– Ну, а теперь, когда мы, наконец, перецеловались, – сказал он, сажая Франсуа к себе на колени, – давайте объяснимся! Мне хотелось бы знать, кто вы и откуда вы явились?

– Да прямо из дома.

– Из дома?

– Да, из Оверни, вы ведь знаете?

– Знаю, знаю!

– Мы приехали на пароходе, через Марсель.

– Но зачем же, милые дети, вы покинули вашу родину и явились в Блиду?

– Только для того, чтобы увидеться с вами.

– Вы проделали такое путешествие, да в ваши лета, чтобы повидаться со мною? Вот так штука! – повторил дядя Томас, видимо не понимавший ни слова из сказанного.

– Так вы не получали письма от нашей матери? – спросил Жан, начиная тревожиться.

– Ничего не получал.

– Так вы не знаете, что папа убит на войне, что мама захворала и тоже умерла? Видя, что мы остаемся совершенно одни, мама, умирая, сказала мне: «Томас был всегда добрым братом вашему бедному отцу, я уверена, что он будет таким же добрым дядей и не покинет вас». И я с двумя моими братьями отправился разыскивать вас.

– Но, бедняжки, – сказал растроганный солдат, – пусть меня повесят, если я знаю, к чему вы мне все это рассказываете. Во-первых, я вовсе не уроженец Оверни, я из Нормандии [16].

– Значит… вы не наш дядя Томас?

– Никогда не имел ни брата, ни сестры и не знаю, как я могу иметь троих маленьких племянников… Но правда то, что меня зовут Томас, Жан-Мария-Томас Карадек – к вашим услугам.

Эти последние слова все объяснили Лефильелю; он рассказал солдату об ошибке, вследствие которой они отыскали его. Настоящий дядя Томас, также отставной военный, по всей вероятности, уехал из Алжира одновременно с ним.

Дети слушали и плакали. Они было обрадовались, что нашли такого доброго дядю, который так ласково их принял…

– Вы такой добрый! – плакал Франсуа. – И я уже полюбил вас!