Липовый лифт - Лемони Сникет Страница 8

Если вас когда-нибудь вынудят пройти курс химии, то, войдя в класс, вы непременно увидите перед собой большую, разделенную на квадраты таблицу с цифрами и буквами в каждом квадрате. Эта схема называется таблицей элементов, и про нее ученые любят говорить, что она содержит обозначение всех веществ, из которых состоит наша планета. Как и обычные люди, ученые время от времени ошибаются, и потому неудивительно, что ошибки имеются и в таблице элементов. А в этой таблице представлено огромное множество элементов, начиная с кислорода, который содержится в воздухе, до алюминия, из которого изготавливают банки с содовой. Но в ней, однако, отсутствует мощнейшей силы элемент «изумление».

Элемент этот не газ, наподобие кислорода, и не твердое вещество, как алюминий. Элемент «изумление» — это торжество несправедливости, и обнаруживается он в ситуации, когда один человек хитростью и коварством одерживает верх над другим. Изумленный человек — а в нашем печальном случае это изумленные люди — обычно до такой степени ошеломлен, что не может себя защитить, и негодяй, пользуясь его замешательством, оказывается в выигрышном положении.

— Здравствуйте, пожалуйста, — произнес Граф Олаф своим скрипучим голосом. Бодлеры были настолько ошеломлены, что не могли вымолвить ни слова, чтобы хоть как-то себя защитить. Они не вскрикнули, не бросились бежать. Они не позвали на помощь опекунов. Они молча стояли в своих слишком длинных и широких полосатых костюмах и не отрываясь смотрели на страшного человека, который каким-то непонятным образом снова их отыскал.

Пока Граф Олаф глядел на них с гнусной ухмылкой, явно получая удовольствие от преимущества, которое дал ему элемент «изумление», дети заметили, что на нем какой-то новый наряд и что все это лишь подлая маскировка. Именно это последнее слово свидетельствует о том, что ему ни на миг не удалось провести Бодлеров, что бы он на себя ни нацепил. На ногах у Олафа сияли до блеска начищенные сапоги с высокими, до колен, голенищами, напоминающие ботфорты для верховой езды. В глазу у него поблескивал монокль. Монокль всегда носят в одном глазу, это нечто вроде искусственного глаза, и удержать на месте его можно, только если сильно щуриться. Кроме того, на Графе Олафе был полосатый костюм, надетый с одной лишь целью — доказать, что владелец его ни на шаг не отстает от моды. Но кто-кто, а Бодлеры прекрасно знали, что Олафу на моду наплевать, что оба глаза его видят нормально и что он не собирается путешествовать верхом. Все трое понимали, что сапоги нужны, чтобы скрыть татуировку в виде глаза, а монокль — для того, чтобы щуриться и не дать никому увидеть, что у него всего одна длинная бровь над злобно поблескивающими глазами. Костюм в полоску должен был показать, что он богатый, одетый по последней моде господин из престижного района Мрачного Проспекта, а вовсе не жадный, вероломный негодяй, которому давно следует сидеть в тюрьме строгого режима.

— Вы, должно быть, дети, пожалуйста, — продолжал он, второй раз неправильно употребив слово «пожалуйста». — Мое имя Гюнтер. Пожалуйста, простите мой разговор. Пожалуйста, я не силен в английском языке.

— А как… — начала было Вайолет, но тут же осеклась. Она все еще находилась в ошеломлении и не знала, как закончить фразу «Как вам удалось так быстро нас найти и проскочить мимо консьержа, который обещал держать вас подальше от нас?», будучи все еще под действием элемента «изумление».

— А куда… — собрался задать вопрос Клаус, но тоже сразу умолк. Он был в не меньшем ошеломлении, чем его сестра, и чувствовал, что не может закончить фразу «Куда вы дели Квегмайров?».

— Бик… — сказала Солнышко. Элемент «изумление» поразил даже младшую представительницу Бодлеров, и она, как Вайолет и Клаус, не могла найти слов, чтобы окончить предложение «Бика ядо», означавшее что-то вроде: «И какой же подлый план вы состряпали, чтобы украсть наше наследство?».

— Я вижу, вы тоже не очень свободно знаете английский, пожалуйста, — сказал Граф Олаф в той же манере. — А где ваши мама и папа? — спросил он.

— Мы не мама и не папа, — раздался голос Эсме, и дети еще раз испытали шок, когда открылась дверь и появились Скволоры. — Мы — законные опекуны, а эти дети сироты, Гюнтер.

— Ах! — воскликнул Граф Олаф, и даже невзирая на монокль, глаза его заблестели еще ярче, когда он смотрел на беспомощных Бодлеров. Дети чувствовали: будь эти глаза парой горящих спичек, они испепелили бы их дотла.

— Сироты нынче модные, — сказал Олаф.

— Кто-кто, а я-то уж знаю, что сироты в моде, — ответила Эсме, никак не отреагировав на неверную грамматику Олафа. — Они в такой моде, что впору выставить их на аукцион на следующей неделе. Аукцион — главная сенсация дня.

— Эсме, я просто в шоке! — воскликнул Джером. — Надеюсь, мы не собираемся выставлять наших детей на аукцион.

— Конечно нет. Выставлять детей противозаконно. Ну хорошо, Гюнтер, я хочу совершить с вами прогулку по всем нашим апартаментам. А ты, Джером, своди детей пообедать в кафе.

— Но мы даже еще не представили их вам, — сказал Джером. — Вайолет, Клаус и Солнышко. А это Гюнтер, тот самый аукционер, о котором мы с вами говорили. Гюнтер, прошу любить и жаловать новых членов нашей семьи.

— Я рад познакомиться с вами, пожалуйста, — ответил Гюнтер, протягивая свою костлявую лапу.