Воскресный ребенок - Гудрун Мебс Страница 8

– Ты готова? Такси приехало! – зовёт Улла, и я, вздохнув, выхожу из ванной. Улла стоит у двери уже одетая. Мы спускаемся вниз и садимся в такси. Она ничего не говорит, и я тоже. А мне так хочется спросить, сердится ли она и можно ли прийти в следующее воскресенье, ведь я все равно буду этого ждать и очень сожалею о том, что случилось сегодня. Но ничего не могу из себя выдавить. Улле, похоже, тоже не до разговоров. И взгляд у неё как у человека, который где-то далеко-далеко. Почти такой, как будто она спит. На меня она вообще не обращает внимания.

Ну да, она ведь во мне разочаровалась…

Возле интерната я быстро вылезаю из такси, а Улла нет. Она остаётся сидеть в машине, машет мне рукой и говорит: «Пока, увидимся!» И такси уезжает.

Вместе с ней.

Я стою перед интернатом и смотрю вслед. Но такси тут же поворачивает за угол и исчезает. «Увидимся!» Что это значит? Она хотела сказать, что мы увидимся в следующее воскресенье? Или как? Но она ведь не сказала: «Пока, увидимся в следующее воскресенье»?

Она сказала только «увидимся».

Это похоже на «когда-нибудь»…

И я вошла в интернат. Там были только Карли, который никогда никуда не уходит, и Андреа. Она уже вернулась. Увидев меня, она тут же подбежала.

Ой-ой-ой, что сейчас будет! Андреа наверняка заметила, что блузки нет… А она плавает в ванне Уллы… Ох уж эта блузка! Кто знает, когда я получу её назад?

Я быстро прикинула, что сказать. Может, что я знать не знаю об исчезнувшей блузке, пусть сама следит за своими вещами? Или – что её взял дурачок Карли, я сама видела, или ещё что-нибудь? Но додумать я не успела, потому что Андреа заверещала:

– Давай, рассказывай! Как всё было? Есть у неё шкура жирафа или нет?

Шкура жирафа! Если б она знала! Я ничего не отвечаю, протискиваюсь мимо Андреа, мчусь вверх по лестнице в нашу комнату и быстро захлопываю за собой дверь. Хочу побыть одна, не хочу ничего рассказывать! Воскресенье оказалось катастрофой, но никому про это знать не нужно. И в самую первую очередь – Андреа.

Но Андреа не унимается, она такая.

Бежит за мной, и не успеваю я захлопнуть дверь, как она уже рядом и требовательно говорит:

– Ну, рассказывай, да поскорее, а не то…

Что такое «а не то…», я знаю хорошо.

Если сейчас ничего не расскажу, она мне наподдаст. Не по-настоящему, а словами. Но это ещё хуже. Поэтому я говорю:

– Было здорово! – А потом быстро добавляю: – И у неё есть медвежья шкура, ага, ага!

Назвать враньём это нельзя, ведь белый ковёр и правда похож на шкуру белого медведя. Вернее, был похож, потому что этот ковёр я точно больше никогда не увижу.

Андреа пристально на меня смотрит, а я протискиваюсь мимо неё и пулей убегаю. В туалет. Там можно побыть одной. Как бы не так! Андреа тут же бежит за мной. Я быстро запираюсь, а она уже стоит перед дверью кабинки и барабанит по ней кулаками. Со всей силы.

– Рассказывай! – визжит она. – Какие у неё волосы, рыжие?

– Нет! – ору я в ответ. – Уйди! У неё серебряные волосы!

– Врушка! – рычит Андреа и трясёт дверь. – Давай рассказывай, или я дверь выбью!

И действительно бьёт по двери так, что та шатается.

Андреа всегда такая – вспыхивает как порох, только повод дай. Если она и дальше будет так колотить, придёт сестра Линда и будет ругаться. Надо что-нибудь сказать, чтобы отвлечь эту вредину. Тогда у меня будет время передохнуть.

Я лихорадочно соображаю и вдруг вспоминаю: Андреа любит читать, просто обожает, книжки для неё – всё, без них она жить не может…

А Улла ведь сказала, что пишет для детей, и одна книжка уже готова. Одна детская книжка! Если сказать об этом Андреа, она успокоится, хотя бы на время. И оставит меня в покое. Могу ещё пообещать, что когда-нибудь принесу ей эту Уллину книжку, и она будет на седьмом небе.

Но ведь Уллу я больше не увижу, это точно. Она больше не захочет меня брать. Только Андреа сообщать об этом не обязательно. Во всяком случае, сегодня.

И я кричу ей:

– Я тебе сейчас кое-что скажу, только не ломай больше дверь. Обещаешь?

Некоторое время за дверью тихо. Потом Андреа говорит:

– Обещаю.

Я отпираю кабинку и выхожу. Если Андреа сказала «обещаю», на неё можно положиться. Она, конечно, вредная, но слово своё держит.

– Значит, так, – говорю я. – Моя воскресная мама пишет книги, если хочешь знать.

«Книги» – это, конечно, преувеличение, но так звучит солиднее. А проверить Андреа всё равно не сможет. И главное – ведь подействовало! Андреа стоит передо мной и смотрит круглыми глазами.

– Неужели это правда, врушка? – с восхищением и недоверием спрашивает она.

– Честное слово! – говорю я и поднимаю вверх три пальца. Тогда Андреа мне верит. – И я тебе принесу одну её книжку!

Это производит ещё большее впечатление. Андреа совершенно размякла.

– Правда? – спрашивает она.

Я киваю.

– Значит, твоя воскресная мама – писатель! – говорит Андреа. Голос у неё благоговейный. – Везёт же!

Я чуть не фыркаю от смеха. Писатель Улла! Да ну, какой она писатель!

Писатели – это такие особые люди, я же знаю. А в Улле ничего особенного нет. Улла совершенно нормальная. Даже бедная. Но она милая. А я больше никогда её не увижу. И сама во всём виновата. Но Андреа я ничего не скажу. Ни за что. Скажу только Зайчику, только ему одному. Мне сейчас очень хочется его обнять и всё ему рассказать. Потому что он меня понимает.

Звучит гонг, пора на ужин. Слава богу! Есть я не хочу, но за ужином, по крайней мере, можно не разговаривать.

Андреа идёт рядом и, когда мы уже в столовой, шепчет:

– Про книгу-то не забудь!

Я киваю и думаю: «Забыть-то не забуду, а вот принести не смогу».

Но теперь Андреа хотя бы меня не изводит. Теперь она меня уважает, потому что думает, что моя воскресная мама – писатель.

За ужином все опять страшно хвастались и рассказывали про интереснейшие прогулки, и вкуснейшие обеды, и про горы пирогов и тортов, и про то, как они вместе играли… Сегодня и у меня было бы что порассказать. Ведь сегодня я тоже провела воскресенье с воскресной мамой. Но какое… Всё было не так. Лучше не буду ничего рассказывать. Свою булочку с сыром и творог с клубникой я пододвинула Карли. Он-то всё схомячит. Карли слюняво заулыбался и в секунду всё подмёл. К счастью, ужин скоро закончился. Я встала и хотела побыстрее уйти, но тут ко мне подошла сестра Линда и сказала:

– Тебя к телефону.