Динка - Валентина Осеева Страница 71

– А если у человека обида есть, то куда она денется? – спрашивает опять Никич.

Динка опечаливается:

– А у тебя еще есть обида?

– Конечно. Нагрубила ты мне, старику, обидела меня, как же я могу быть с тобой по-прежнему? Что ты для этого сделала? Пришла ли, прощенья ли попросила, совесть ли тебя мучила?

– Совесть мучила, – говорит Динка. Старик молча смотрит на нее.

– Видно, мало мучила, – говорит он и уходит в свою палатку. Динка присаживается на пенек у входа и, подперев рукой щеку, задумывается. Никич прибирает свою постель на нарах, переставляет что-то на столе и, выглянув из палатки, видит девочку:

– Ступай. Чего сидишь?

– А ты не будешь мириться? – спрашивает Динка.

– Опять тот же разговор... Я ж тебе объяснил, – пожимая плечами, говорит Никич.

– Ну, так и я тебе объяснила, – отвечает Динка.

– Что ты мне объяснила?

– Что меня совесть мучает... – со вздохом говорит Динка.

– Ну, – разводит руками Никич, – ты сама виновата.

– А разве я говорю, что ты? Я только говорю: давай мириться, потому что меня совесть уже мучила.

Но Никич не сдается.

– Иди, иди... Пусть еще помучает, – говорит он, легонько поворачивая девочку за плечи.

– Нет, – говорит Динка. – Уже хватит. Мне ведь без тебя скучно... Давай на правду мириться, дедушка Никич!

– Ну, гляди... чтоб этой грубости больше не было! – грозит ей пальцем Никич.

– Конечно. Я и сама не хочу – ты очень долго сердишься... С тобой надо по-хорошему, – соглашается Динка и, обхватив шею Никича, звонко чмокает его в щеку. – Вот и помирились! Ну, я пойду!

Старик озадаченно смотрит ей вслед и, махнув рукой, уходит в палатку.

Динка мчится к забору. Если Ленька пришел, ей надо сказать ему, что мама сегодня дома. Но Леньки нет, и солнце уже садится. Как же быть? Ей же нельзя бегать каждую минуту и оставлять маму. Она так соскучилась по маме... Ей бы только знать, что Ленька приехал и заработал себе на еду...

– Лень! – тихонько зовет Динка, прижимаясь лицом к щели.

– Макака! – выскакивает вдруг из кустов Ленька. – Это ты тут? А я думал – опять Алина, и запрятался, – шепотом говорит он.

– Мама приехала... – не слушая его, торопливо шепчет Динка. – Я не приду... У тебя есть еда?

– Я ел... Со мной один случайный случай вышел. Помнишь студента, того, в шинели, мы еще рыбу ему дали? – прижимаясь к щели, спрашивает Ленька. – Так я у него чай пил... и вот, гляди, что тебе принес. – Ленька просовывает в щель нагревшийся от его руки стеклянный шарик. – Он сам дал... Ты на свет погляди, там внутри вроде картинка... Пароходы плывут, лодки...

– Ой, – восхищенно шепчет Динка, – какой красивый шарик!

– Приходи завтра на утес... с утра приходи. Я тебе что расскажу... из-за чего у нас дружба вышла со студентом-то этим...

Но Динка занята стеклянным шариком. Бока его помяты и исцарапаны.

– Лень, а почему этот шарик вот тут поцарапан?

– Да он им сахар бил. Как стукнет при мне, я аж испугался. Такую-то драгоценную вещь портить... – Ленька вдруг замолкает и, пригнувшись, быстро скрывается в кустах.

– Дина, с кем ты разговариваешь? – окликает сестру Алина. Динка прячет за спину шарик и отходит от забора.

– Я ни с кем не разговариваю.

– Нет, ты разговаривала, – раздвигая кусты и заглядывая через забор, говорит Алина.

Динка сердито выпячивает нижнюю губу. «Вот еще какая искательница! Чуть-чуть Леньку не выискала», – недовольно думает она и, желая подразнить сестру, безразлично говорит:

– Я просто сказала: иди, иди себе, дурак!

Алина широко раскрывает глаза:

– Кому ты сказала?

– Да одному человеку, потому что он все ходит да ходит тут, – искоса наблюдая за сестрой, сочиняет она.

– Какому человеку? Где он ходил? Тут был какой-то мальчик... – оглядываясь, говорит Алина.

– Ну нет... Это так один... с бородой... – пугает Динка. Но Алина вдруг успокаивается:

– С бородой? Так это дачник. Как же ты смеешь обругивать кого-нибудь через забор? Иди отсюда сейчас же! Вот я скажу маме! – хватая сестру за плечо, строго говорит Алина.

Динка понимает, что попала впросак, и, упираясь, кричит:

– Не толкайся!.. Я бородатому ничего не сказала. Я тому, который без бороды... гладенькому такому!

– Какому гладенькому? – снова останавливается Алина.

Динка чувствует, что попала в цель.

– Ну да, гладенькому... без бороды, без усов, лысому...

– Лысому? – в замешательстве переспрашивает Алина.

Но Динке хочется еще крепче припугнуть сестру.

– Он как подскочит к забору да как скривится вот так... – Динка зажмуривает один глаз и скашивает на сторону рот, – да как моргнет на меня...

– Это какая-то ерунда... – серьезно глядя на нее, говорит Алина.

– А я ему говорю: иди, иди, дурак! – увлекается своим сочинением Динка.

Но Алина краснеет от гнева:

– Иди домой! Врушка! Несчастная врушка!

– Как хочешь... – пугаясь, говорит Динка и покорно идет рядом с сестрой.

Около террасы цепкие пальцы Алины выпускают ее плечо. От крокетной площадки доносятся громкий смех и веселые голоса...

– Крачковские пришли, – упавшим голосом говорит Алина и, взбежав по ступенькам на террасу, скрывается в свою комнату.

Динка кладет на ладонь стеклянный шарик, разглядывает его на свет, пробует языком.

– Вкусный-превкусный... Не конфетка, не игрушка, а неведома зверюшка... – счастливо улыбаясь, говорит она.

А на площадке снова раздается общих смех и голос Крачковской:

– Ну что ж, Гога, отвечай, отвечай! Иначе твоя юная дама посадит тебя в галошу!

– Да побей меня бог, если я понимаю, о чем она спрашивает! – комически восклицает Гога.

– Я спрашиваю: из какого ребра сделал бог Еву? И еще: где находятся у человека берцовые кости? – уверенно звенит голосок Мышки.

Динка прячет за пазуху свой шарик и бежит на площадку. На скамейке, покатываясь от смеха, сидят мама, Катя и мадам Крачковская. В середине площадки, оправдываясь и пожимая плечами, стоит смущенный Гога, а рядом с ним торжествующая Мышка.

– Ну, как же ты не знаешь? Сколько ребер было у Адама? И потом, берцовые кости... Ведь это же устройство человека, и каждый порядочный джентльмен должен знать, как он устроен! – твердо повторяет Мышка выученную наизусть фразу.