Блин и клад Наполеона - Евгений Некрасов Страница 7
Блин и клад Наполеона - Евгений Некрасов читать онлайн бесплатно
– А ты-то за что воевал в Афганистане? – спросил Блинков-младший.
– Долго объяснять, – ответил папа. – А если коротко, то не знаю, за что, но воевал вместе со своими. Когда тебе восемнадцать лет, это самое главное: что ты не струсил, не прибавил себе половинку диоптрии, чтобы медкомиссия тебя забраковала по зрению, что ты был со своими ребятами и прикрывал их огнем, а они прикрывали тебя. Я теперь на всю жизнь уверен в себе. Бывают всякие неприятности: обманут, обделят, обидят. А я говорю себе: «В Афганистане легче было, что ли?». И смеюсь над неприятностями.
– У вас все?! – крикнула Ирка. Она так и сидела, отвернувшись и зажав уши руками. А кричала, потому что сама себя плохо слышала.
Блинков-младший оторвал одну ее руку от уха и сказал:
– Все.
Обернувшись, Ирка посмотрела на папину работу и ни к селу ни к городу ляпнула:
– Разноцветными нитками!
– Да, белыми было бы красивей, – признал старший Блинков.
Ирка набралась храбрости и стала обмывать папину окровавленную ногу, макая бумажные салфетки в воду, где кипятились нитки и бритва. Бритву папа выловил, отряхнул и сунул в рюкзак. Там у него было много всякой всячины, которая не вынималась, даже когда папа возвращался из экспедиции и бросал в стирку все вещи. Это и бритва, и три зажигалки, и нож, и зазубренная проволочная пилка, и маленькая аптечка из десятка таблеток, бинта, пластыря и йода.
Йодом рану смазали, бинтом забинтовали. Папа попробовал ходить и сказал, что могло быть и хуже. Главное – он чувствует ногу, пальцы не обморожены.
– Отлично, – повторял он, – отлично! Ну, господа восьмиклассники, давайте устраиваться на ночлег.
– Что вы, Олег Николаевич! Рано еще, семи часов нет, – удивилась Ирка.
– Если рано, включай телевизор, посмотрим… – согласился папа и серьезно добавил: – Наша задача – сберегать силы и тепло.
Сбережение сил и тепла оказалось непростым делом. Над ямой завывал ветер, швыряясь пригоршнями снега. Папа поддерживал костерок из камышин и гнилушек, а Блинков-младший с Иркой, раскрыв над огнем спальник, напустили в него теплого воздуха.
Этот спальник был папин, таежный, с толстой стеганой спиной и капюшоном, похожий на зашитую снизу длинную куртку, только без рукавов. Ирка нырнула в него, застегнулась и стала барахтаться. Она охала, стонала и жаловалась, что ей холодно, холодно-о, холодно-о-о, но все же переоделась в нагретую над костерком футболку. Папа плеснул ей водки на дно колпачка от термоса. Ирка выпила и стала кричать, что ей обожгло весь рот, все горло, все внутренности и… и…
– Тепло, – призналась она. – Счас спою!
Папа растерялся.
– Ира, я тебе капнул двадцать грамм – лечебная доза, с этого захмелеть невозможно!
– Для нас нет ничего невозможного, – ответила Ирка и затянула: – «Я – пленница свобо-оды! Ты – узник светлой тьмы-ы!».
– Теперь твоя очередь, – сказал папа. Он уже достал из рюкзака Митькину рубашку и грел над огнем.
Блинков-младший снял ботинки и штаны в катышках примерзшего снега и юркнул к Ирке в спальник. Ее спина показалась горячей, как печка.
– Ледышка! – закричала Ирка – Об тебя простудиться можно!
Он до упора застегнул молнию на спальнике и стащил с себя свитер и майку. Нагретая папой рубашка была обжигающе горячей.
– А водки ему? – спросила Ирка. – Подпоили девушку, а сами не хочете?
Блинков-младший выпил из протянутого папой колпачка и закусил оливкой, которых терпеть не мог. Водка показалась сначала ледяной, а потом огненной, как расплавленный свинец. Оливка воняла отвратительно, зато жжение сразу стало слабее. Он подумал, что в чем-то взрослые правы: гадость надо закусывать гадостью.
Папа ошибался: с двадцати граммов захмелеть можно, когда пьешь водку в первый раз. Минут пять спустя Блинков-младший полюбил всех на свете. Даже придурков, которые вырыли эту яму, даже Князя и пластмассовую рвоту! Если бы не Князь, не было бы рвоты. Если бы не рвота, папа с Иркой не увлеклись бы его воспитанием и осмотрелись бы, прежде чем выходить из электрички. А если бы не яма, то сейчас они бы скучно пили чай у Виталия Романовича, и не было бы блуждания в метели и этой ранней ночевки на морозе… Только папу жалко.
– Будешь лягаться, выгоню! – сонным голосом предупредила Ирка, хотя Блинков-младший не лягался.
– Намек понял, – ответил он и нырнул в озеро глупого купца Синеносова, к сверкающим на дне сокровищам.
Разбудил их папа.
– Подъем, господа восьмиклассники! Волчье солнышко встало.
В широком капюшоне спальника, где помещались обе головы – Иркина и блинковская, – оставалась щелка для вентиляции. «Молния» там не доходила до конца. Блинков-младший посмотрел в эту щелку и увидел печальную луну с ровно откушенным краем. Небо было чистое, звезды дрожали от космического холода.
– Вылезайте, – поторопил их папа. – Через полчаса будем у Виталия Романовича.
Почему-то он говорил полушепотом.
Блинков-младший решительно расстегнул «молнию». Мороз резанул так, что перехватило дыхание. Он спохватился, что лежит в одной рубашке. И ведь не холодно было, пока не раскрылся.
– Закройте форточку, – сонно пробормотала Ирка.
Папа уже протягивал им нагретые над костерком куртки.
– Одевайтесь. Только тихо.
– А в чем дело? – тоже понизила голос Ирка.
– Да ходят наверху какие-то люди. Мне это не нравится: что им нужно ночью на болоте?
– Пиявок выдалбливать. Ломом, – предположила Ирка. – От бронхита и от гриппа и как там еще поется.
Папа успел собрать все вещи, кроме спальника, в котором лежали Блинков-младший с Иркой. Теперь он дырявил ножом новенький вкладыш в спальный мешок, сшитый из простынки специально для каникул.
– Митек, вылезешь первым и посмотришь, что за люди и как их обойти. Я не хочу, чтобы нас видели. Помощь нам не нужна, а на неприятности можно запросто нарваться.
Папа делал маскхалат! Похоже, он серьезно беспокоился.
С Блинкова-младшего слетели остатки сна. Он вылез на мороз, оделся и, присев на рюкзак, с удовольствием обулся в нагретые на огне ботинки. Сказать в классе, что ночевал на морозе в стылой яме, а ноги теплые, как из домашних тапочек – никто не поверит. Все-таки героический у него папа. Пускай дураки дразнят «ботаниками» заучившихся очкариков. Папа – ботаник, очкарик и ученый, но с ним нигде не пропадешь!
– Встань, руки в стороны.
Папа нахлобучил на голову Блинкову-младшему угол вкладыша и стал затягивать только что приделанные веревочные завязки: вокруг запястий, вокруг щиколоток, на животе… Вкладыш – простыня, только с одного конца зашитая колпаком, – превратился в свободный балахон. Спереди в прорехах мелькала синяя Митькина куртка, казавшаяся черной в слабом лунном свете. Но если упасть в снег, балахон ляжет бесформенными складками, прикроет с головы до пят – в двух шагах не разглядишь.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments