Новый старт - Жаклин Уилсон Страница 6

— Все хорошо, Эм, все хорошо, — говорил папа, обнимая меня.

Мы оба знали, что хорошо уже не будет. Я ни слова не могла выговорить, только икала и всхлипывала.

Бабушка проснулась и ворвалась в кухню.

— Что происходит? Боже, ты мне заплевала любимый сервиз!

— Кому-то плохо?

Мама тоже появилась на кухне, за ней прибежали Максик и Вита.

— Эм стошнило, — сказала бабушка. — Я ведь тебе говорила, Эм, не обжирайся, как свинья!

— Фу! — сказала Вита.

— Воняет! — сказал Максик.

— А ну-ка, кыш отсюда, вы оба, — сказала мама. — Идите в гостиную с бабушкой. Я тут приберу.

— Может быть, хоть теперь ты ко мне прислушаешься! Сколько раз я тебе повторяла,: девочке нельзя столько есть. Боже, какая грязища! И на занавески попало!

Бабушка и сама чуть не плакала.

— Я все отмою. Уйдите, пожалуйста, — сказал папа.

Он говорил очень тихо, но бабушка вдруг перестала разоряться и быстро вывела Виту с Максиком за дверь.

— Ах, Эм! — вздохнула мама, утирая меня посудным полотенцем. — Наверное, нужно все это снять и поскорее усадить тебя в ванну. Если тебя затошнило, неужели нельзя было добежать до уборной?

— Она не виновата, — сказал папа.

Он был такой бледный, что даже серый, как будто ему и самому было плохо.

— Что это значит? В чем дело? — спросила мама, стягивая с меня свитер через голову.

— Не говори ей, папа! — взмолилась я сквозь несколько слоев мокрой шерсти.

Если он промолчит, может быть, окажется, что все это не взаправду.

— Я все равно собирался тебе сказать, но откладывал на после Рождества. Прости меня, я сам себе противен. Я не хотел, чтобы так получилось.

— О чем речь? — спросила мама, выпустив меня.

Папа набрал в грудь воздуху:

— Джули, я встретил другую женщину.

Мама даже глазом не моргнула:

— Что ж, это мы уже проходили.

— Но на этот раз… понимаешь… я люблю ее. Прости, я не хотел причинить тебе боль, но тут ничего не поделаешь, это настоящее. Со мной никогда в жизни такого не было.

— Ты не хочешь причинить мне боль и при этом говоришь, что любишь другую?

Мамино лицо сморщилось.

— Мамочка, не плачь! — закричала я.

Мне хотелось обнять ее крепко-крепко, но я не могла к ней прикоснуться, я была вся такая мокрая и противная.

— Иди в ванную, Эм, — сказал папа. — Нам с мамой нужно поговорить.

— Мне тоже нужно поговорить! — сказала я. — Ты же нас любишь, папа, — маму, и меня, и Виту, и Максика.

— Конечно, я вас люблю, моя хорошая. Я буду часто к вам приходить, но я ничего не могу поделать — я должен уйти.

— Ты не можешь так со мной поступить! Не можешь, не можешь! — зарыдала мама, покачиваясь на высоких серебряных каблуках.

Папа хотел ее обнять, она принялась отбиваться.

Я закричала:

— Мама, папа, не надо!

Невозможно было поверить, что все это происходит на самом деле. Я все время закрывала и открывала глаза, надеясь, что сплю. Если взять и резко открыть глаза, я снова вернусь в наше чудесное Рождество.

В кухню заглянула бабушка и тоже начала кричать. Потом вытолкала меня в коридор и поволокла на второй этаж, в ванную. Там содрала с меня оставшуюся одежду и сунула меня в ванну, точно младенца. Она намыливала меня с такой яростью, как будто шлепала.

Вита с Максиком колотились в дверь ванной, громко требуя, чтобы их тоже впустили.

— Господи ты боже мой, — огрызнулась бабушка, намыливая мне голову шампунем, потому что кончики моих волос успели окунуться в рвоту.

Бабушкины ногти впивались мне в кожу. Я не смела пожаловаться, что мне больно. Бабушка так ужасно рассердилась на меня, как будто это я во всем виновата.

Может, я и вправду виновата?

Вита с Максиком явно были готовы обвинить во всем меня. Они наконец влетели в ванную, и Вита тут же заорала:

— Мама поссорилась с папой из-за того, что ты там все заплевала, Эм!

— Мама так кричит… Даже на меня накричала, хоть меня и не тошнило, — плакал Максик.

Они, наверное, не поняли толком, что случилось. Они были еще маленькие. Мне тоже ужасно хотелось снова стать маленькой. Бабушка мыла меня, словно младенца. Вот бы на самом деле сделаться младенцем, пускай бы она завернула меня в полотенце, взяла на ручки, прижала к себе. Когда я была совсем маленькая, наверняка она хлопотала надо мной, как и все бабушки.

— Так, Эм, вылезай из ванны. Не стой, как чурбан! — рявкнула на меня бабушка. — Вытирайся и надень что-нибудь чистое.

Она так дернула меня, что я чуть не упала. Я взмахнула руками, чтобы удержать равновесие, и изумруд сверкнул в кольце.

— Ой, бабушка! Мое колечко! Я его намочила, и мыло на него попало. Вдруг оно испортилось?

— Да уж, глупость какая — подарить ребенку кольцо с изумрудом, — сказала бабушка. — В этом он весь… (нехорошее слово)!

Это было ТАКОЕ нехорошее слово, что мы все так и вытаращили на бабушку глаза. Как она смеет обзывать папу! Я уставилась на ее бледные ноги с вздутыми венами, торчащие из-под халата.

— Глупость — дарить старухам модные джинсы!

Вита с Максиком дружно ахнули. Я поскорее попятилась — мне показалось, что бабушка сейчас меня ударит. Но она только вздохнула и покачала головой с таким видом, как будто я прилюдно почесалась или ковырялась в носу. Я поняла, что ей попросту не до меня, все ее мысли были заняты тем, что происходило сейчас на кухне.

Мама все кричала и плакала, кричала и плакала.

После того как я вытерлась и переоделась в чистое, бабушка усадила нас с Витой и Максиком в гостиной и включила телевизор на полную громкость, так что в ушах начинало звенеть, как только кто-нибудь заговорит, но мы все равно слышали мамин голос. Я переключала каналы, пока бабушка не вырвала у меня пульт.