Дети железной дороги - Эдит Несбит Страница 56

– Ой, папа! Мой папа! – Этот восторженный крик пронзил пространство вокзала и сердце каждого, кто находился в поезде, и люди, высунувшись из окон, увидели высокого бледного мужчину с поджатыми добела губами и девочку. Она как раз в этот момент повисла у него на шее, и он крепко обнял ее.

– Я знала: сегодня случится что-то чудесное, – говорила она, когда они уже шли по дороге, ведущей их к дому, – но я не думала, что до того чудесное. Ой, мой папа, мой папа!

– Ты хочешь сказать, что мама не получила мое письмо? – удивился он.

– Сегодня утром никаких писем не было, – подтвердила Бобби. – Ой, папа, неужели это действительно ты?

Рука, за которую ей всегда было так приятно его держать, чуть сжалась, словно бы в подтверждение, что он ей сейчас не снится.

– Знаешь, Бобби, ты лучше сперва одна зайди в дом. Скажешь маме: того, кто действительно это сделал, поймали, и теперь всем известно, что я ни в чем не виноват.

– Я всегда знала, что это так! – воскликнула Бобби. – И мама! И наш старый джентльмен – тоже!

– Да, – кивнул папа. – Это его заслуга. А мама мне написала, что ты тоже в курсе и все это время была ей большой поддержкой. Милая, умная моя девочка.

Они постояли немного и устремились к дому.

Спрятавшись, чтобы им не мешать, я пристально наблюдаю, как они скорым шагом пересекают поле и Бобби заходит в дом, стараясь изо всех сил не выдать глазами того, для чего ей прежде еще потребуются слова. Тихие, ласковые и доходчивые слова, которыми она скажет маме, что с горем, страданиями и разлукой покончено и папа вернулся.

Я наблюдаю за папой, который остался в саду. Он бродит там в ожидании по дорожкам, и каждый из поздних осенних цветов представляется ему чудом, после того как он все эти месяцы, всю весну и лето, видел лишь плиты из камня, да гравий, да чахлую траву, которая чудом смогла пробиться меж ними. Но как ни прекрасны цветы, он то и дело поглядывает на дом, а после вообще покидает сад и останавливается возле ближайшей двери. Это задняя дверь, и над задним двором вовсю кружат ласточки. Те самые, для которых дети лепили из глины гнезда. Но сейчас они приготовились улетать от холодных ветров и грядущих заморозков в края, где всегда стоит лето.

Наконец дверь дома распахивается, и я слышу, как Бобби зовет:

– Папа, входи же скорей! Входи!

Он входит, и дверь затворяется. Я полагаю, нам с вами не нужно ее открывать и идти за ними. Мы там сейчас совсем не нужны, и лучше всего поскорей тихонечко удалиться, и уже в конце поля, остановившись среди отливающих медью новенькой проволоки травинок, и колокольчиков, и цыганских роз, и золотистого зверобоя, кинуть через плечо еще один взгляд на дом, в котором больше теперь никого не ждут.