Блин и клад Наполеона - Евгений Некрасов Страница 5

Даю вводную, как говорят офицеры на военных учениях. Вам четырнадцать лет. Вы находитесь неизвестно где. На дне мерзлой ямы с отвесными стенками лежит самый родной вам человек (есть еще мама, но сейчас неподходящий момент, чтобы выяснять дурацкий вопрос: «Ты кого больше любишь?»). Темнеет и морозеет, то есть замораживает. А вокруг – ни души, если не считать Ирку, которая уже кривит губы и готова разреветься. Ваши действия?

У кого как, а у Блинкова-младшего сразу возник план. Первым делом он сказал Ирке:

– Не реветь! Без тебя тошно.

Вторым делом сбросил папе тюк со спальниками.

На этом первая часть плана была завершена, а вторую Блинков-младший не успел придумать.

– Пап, что делать-то? – спросил он.

– В город идти, – удивился вопросу папа, посмотрел снизу вверх и понял: – Ты не видишь?

Блинков-младший помотал головой.

– Он же рядом, – убитым голосом сказал папа. – Чуть больше километра до города… А солнце видишь?

– Минут пять назад еще видел.

Папа стал молча распаковывать тюк со спальниками. Говорить было не о чем.

Чуть больше километра до города, но – в какую сторону? По такой погоде можно блуждать часами и замерзнуть в ста шагах от ближайшего дома.

– Собирайте все, что горит, только не отходите далеко, – решил папа. – А как замерзнете, спускайтесь ко мне. Здесь хоть ветра нет.

– А мы потом вылезем? – засомневалась Ирка.

Блинков-младший без разговоров побросал в яму рюкзаки и чемодан. Выбраться – не проблема. И папу можно вытащить хоть сейчас: сцепить две лыжные палки, и он бы подтянулся на руках. Проблема в том, куда потом идти.

Они с Иркой обломали весь камыш вокруг ямы. Ирка придумала воткнуть в снег лыжу и отходить, отходить, пока ее не станет плохо видно, потом воткнуть вторую. Лыжи были маяками, чтобы отойти подальше от ямы, не рискуя заблудиться в пурге.

Сухие промерзшие камышины ломались, как спички. Блинков-младший с Иркой много набрали, но что какое камыш? Трава, сено. Полыхнет и сгорит; теплый воздух улетит кверху, как ему положено по законам физики, а всю земную атмосферу не натопишь.

– У меня уже пальцы не гнутся, – пожаловалась Ирка. – Пошли к Олегу Николаевичу.

Вернулись к яме. Блинков-младший спрыгнул и подставил Ирке спину. Она сползла, цепляясь за край ямы. Когда ее подошвы коснулись Митькиных плеч, голова еще торчала над краем.

– Так и вылезать будем, – сказал Блинков-младший. – А ты боялась.

– Ничего я не боялась… Опускай.

Блинков-младший присел, и она спрыгнула, напоследок даванув по мякоти твердыми каблуками.

Папа, хоть и с больной ногой, успел похозяйничать: сделал подстилку из камыша и, сняв кольца с трех лыжных палок, глубоко вбил их в стены ямы, а рукоятки связал ремешками. Получился скелет палатки. Блинков-младший натянул на него Иркин спальник – он расстегивался и становился как одеяло. Стряхнул успевший нападать на подстилку колючий снег, и под навесом стало совсем хорошо. Папа бросил ему свой огромный экспедиционный нож.

– Митек, вырой ямку, разведи костер.

– Ямку-то зачем? Этой недостаточно? – спросила Ирка, влезая под навес и тесня Блинкова-младшего.

– Сухой рогоз – как порох. А мы на нем сидим, да вы еще вон сколько накидали. Чуть огонь колыхнется, и мы сгорим, – объяснил папа. – А костер в ямке ничего не подожжет, если подбрасывать понемногу.

– Может, ну его совсем? – испугалась Ирка.

Папа сказал:

– Мне нужен кипяток.

– У нас чай остался.

– Мне нужен кипяток, живой, – терпеливо повторил папа. – Давай-ка, Ира, хозяйничай. У меня тут в рюкзаке консервы. И белье сухое приготовь мне и себе.

– Переодеваться?! Не буду! – стала отказываться Ирка. – Мне и подумать-то страшно: на морозе да еще и при Митьке!

– Залезешь в спальник и переоденешься, – отрезал папа. – Какие шутки, можешь насмерть замерзнуть!

Блинков-младший тем временем проковыривал ножом ямку. Странная там была земля: насквозь промерзшая, но не прочная, а ломкая, как вафля. Местами в ней попадались линзочки хрупкого льда, пронизанные тонкими корнями. Скоро Блинков-младший углубился на длину лезвия.