Выдуманный жучок - Юлия Кузнецова Страница 5
Выдуманный жучок - Юлия Кузнецова читать онлайн бесплатно
— Ну, что, Аня, готова? — слышу я негромкий голос Игоря Марковича за спиной.
Он подкрался тихонько, чтобы не разбудить спящую на лавочке медсестру. Бледный, не выспавшийся, в помятой, больше чем обычно, одежде, он открывает окошко и с наслаждением подставляет лицо под ветерок.
— А разве вы меня оперируете? — удивляется Аня. — А не… Вы, короче?
— Короче, я.
— Ура! Пойду маму обрадую!
— Она не спит?
— Она всю ночь не спит. Может, теперь заснёт? Ещё же есть время?
— Полно. Можешь, кстати, умыться. Зубы только не чисть.
Аня уходит, мы с хирургом остаёмся вдвоём.
— Давай! — кивает мне с ручки кресла Жучок.
— Игорь Маркович!
Он говорит: «Ш-ш» и кивает на медсестру.
— Игорь Маркович, почему вы не выгоните Александра Степановича? Он же плохой врач!
— Ничего серьёзного ему не доверяют, не волнуйся.
— Тогда зачем он нужен?
Медсестра ёжится под грубым серым одеялом, и Игорь Маркович закрывает окошко.
— Очень страшно, Таша, — говорит он задумчиво, — быть старым и никому не нужным. Я, правда, этого сам не испытал. Но ему страшно.
Он грустно улыбается и направляется к ординаторской.
— Пойду вздремну пару часов перед операциями. Если собираетесь и меня в шкафу запереть, пошли уж сразу, сдамся добровольно. Так устал, что могу и на халатах поспать.
Я чувствую, что багровею. Мне хочется сказать ему что-то наперекор, чтобы он не думал, что я маленькая пристыженная девочка. Ничего мне не стыдно!
— А очень глупо, — говорю я ему вслед, — не давать взрослым людям чистить зубы перед операцией.
— Сглотнуть нечаянно пасту может каждый, Таша, и взрослый, и ребёнок. Таковы больничные правила.
Мама спит, Жучок ждёт меня на тумбочке.
— А чего ты не с Аней?
У неё свой Жучок. У каждого — свой.
«И страх тоже», — решаю я и глажу мамино плечо под жёстким серым одеялом.
Толик
Сына священника зовут Толик. Про него анестезиолог Виктор сказал:
— Не знаю я, как там делать. Там рана на полголовы, и из неё мозги вытекают.
Он снял маску, шапочку, вытер лоб салфеткой, нацепил всё обратно и пошёл в операционную.
— Хоть поешьте, Виктор Евгеньевич, — просит сестра Тося, — вам перерыв зачем дали?
Тося маленькая, сгорбленная, рыженькая и старенькая. Она всегда делает вид, что припоминает пациентов, которые поступают вновь и вновь. «Конечно, помню, проходите, лапоньки, доктор заждался». Хотя, может, и правда помнит: Аня, вон, каждые четыре недели сюда приезжает.
Аня сейчас на операции. Первая операционная — в «кишке», то есть в маленьком ответвлении коридора.
Если в коридоре встать на банкетку и прислонить лоб к стеклу, то через окно становятся видны окна операционной. Там светло так, что слепнешь.
— Поешьте, — повторяет Тося, — ваша жена супчик передала в банке, погреть?
Он молча машет рукой и возвращается во вторую операционную. Он дежурит там с Толиком в ожидании Игоря Марковича, который возится с Аней.
Я слезаю с банкетки и начинаю слоняться по коридорам. Все в основном судачат о сыне священника.
— Детей восемь, вообще-то, у него. Пять девочек и три мальчика. Четверо с дачи возвращались. Самый старший за рулём сидел.
— Да, нет, старший тоже на заднем сидел. Их занесло. Вчера подморозило, март, всё-таки.
— С дачи, ишь. Понастроили дач на наши пожертвования.
— Зачем он ребёнку-то руль доверил?
— Так я говорю, он самый старший. Ему двадцать пять. Было.
— Было?
— Да. Трое детей погибло.
— Ох ты, Господи.
— Да. Толик только и выжил. Пока. Вон, слышала, что Виктор говорит?
— А где родители-то его?
— Знаешь где? Не поверишь — в церкви!
— А что такого? Они же священники.
— Ну конечно! У тебя три ребёнка насмерть разбилось, а ты — в церковь. Вместо того, чтобы тут под дверью плакать. А знаете, девочки, что самое интересное? Я вчера спросила: «Почему Бог с вами так поступил? Вы же ему всю жизнь посвятили!» А он мне: «Бог дал, Бог взял. Ропот — грех».
— Ой, девочки, у него шок.
— Да никакой не шок. У него их восемь. Когда восемь, то не жалко. Тут вон один, и тот с опухолью. Я его, между прочим, и к Матроне [2] таскала, и в храм Христа Спасителя. Всё равно тут лежим.
— А говорят, надо пелёнку украсть, чтобы в больницу не возвращаться.
— Я крала. Бес-по-лез-но. Плевал Бог на нас, поверьте. Ладно, пошла я, Тоська сейчас моему капельницу менять будет.
Я возвращаюсь в свою, обычную палату для тех, кто долёживает после операции, или наоборот — только готовится и проходит обследования.
У нас новенькие. Мама, больше похожая на бабушку, и сын лет пяти. У обоих в лицах что-то бульдожье. Ещё у обоих совершенно плоские затылки. Я поняла, почему мама похожа на бабушку — от неё здорово разит «Красной Москвой». Но самое интересное — то, что они разложили на тумбочке: «Сникерсы», вафельный торт, бананы, банка сгущёнки, два бутерброда с докторской колбасой, два — с копчёной, пачка плавленого сыра, крекеры, кукурузные палочки и — банка мясного детского питания «Агуша».
Мама-бабушка перехватывает мой взгляд.
— Я ему тоже говорю, зачем ты «Агушу» взял? А он — «Хочется». Я ему всё разрешила. Мы тут три года не были. Думала — и не вернёмся. А тут — раз. На КТ [3] что-то увидели. Хотя КТ — не такое точное, как МРТ [4]. Подождём пока, да, сынка? Я поэтому и разрешила — пусть берёт, что хочет. Кушать надо, надо.
Её сын улыбается мне и отправляет в рот крекер, намазанный «Агушей». Мне как-то и жалко, и противно, и я скорее спешу к маме. Она лежит на кровати и набирает какие-то горестные эсэмэски для папы. Я сажусь на корточки и глажу её по плечу:
— Мамочка, ну, потерпи. Ну немножечко, ладно?
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments