Призраки из прошлого и другие ужасные истории - Алла Озорнина Страница 46

Казалось, мое сердце перестало биться. По крайней мере, мне так думалось.

– Да что случилось?

– Хотелось бы ошибаться, но мне кажется, что девочка в опасности. – Он сунул руку сначала в один, потом в другой карман. – Тьфу ты! Ну точно, забыл прибор в гостинице. Балда! Не забыл бы, мог бы сейчас сказать более определенно. Ладно, в гостинице протестирую ситуацию. Сейчас же я могу только предполагать. И я думаю, что девочка ходит… – Я замерла. – По лезвию бритвы…

Ни фига себе – по лезвию бритвы! Я почувствовала, что на спине зашевелились сотни мурашек. Мне захотелось закричать, сказать, что я – та девочка, которая ходит по лезвию бритвы, и спросить, что мне с этим лезвием делать. Но я не могла выдавить из себя ни звука.

А одноклассник Федор совсем занервничал и начал еще сильнее стучать пальцами по столу.

– Но это не то, не то… Хм… Знаешь, я почти уверен, что все, о чем ты рассказала, взаимосвязано. Получается вот такая цепочка: черный копатель – девочка – и, как ты называешь, якобы природная аномалия, которая вызовет техногенную катастрофу. И эту катастрофу может предотвратить только эта девочка! Причем, она должна это сделать до десяти часов вечера завтрашнего дня. А вообще-то, чем раньше, тем лучше.

Тут у меня совсем закружилась голова и даже вспотели ладони. Выходит, я не только причастна к надвигающейся катастрофе, но и должна ее предотвратить! Согласись, дневник, что по сравнению с этим месть Лерки (а она однозначно будет), какой бы она ни была, кажется настоящей ерундой. А одноклассник Федор продолжал: – Но это еще не все. Это все – следствие. А причиной может быть то, что эта девочка и черный копатель открыли один и тот же…

В этот момент в «Шоколад» ввалилась шумная компания и уселась за столик позади меня. Их громкие голоса заглушали то, что говорил Федор. До меня долетели всего лишь два слова, которые я тут же забыла. Но чувствую, что это очень важные слова. И никак не могу их вспомнить.

Одноклассник Федор продолжал что-то рассказывать, что-то показывать руками, а я сидела, как под гипнозом, и не могла пошевелиться.

Между тем компания ушла, как я поняла, недовольная тем, что к ней долго не подходил официант, и мне снова все стало хорошо слышно.

– Ну а почему все-таки именно ей был послан кусочек шелка? – спросила Генриетта Ивановна.

– Именно послан, – подхватил одноклассник Федор. – Я думаю, что это крик о помощи. Помоги, мол, отобрать у этого могилокопателя то, что принадлежит мне.

Теперь я, кажется, догадалась, о чем меня просил всадник, – вернуть ему амулет! Но как я могу это сделать, когда я даже не представляю, ни как он, этот амулет, выглядит, ни у кого он находится.

– Но мне думается, – продолжал одноклассник Федор, – что все это следствие. Одну причину я только что назвал, но есть и вторая.

– И что же это?

– Уверен, что эти два человека – я имею в виду девочку и того, у кого находится амулет, – живут в непосредственной близости друг от друга.

От волнения у меня что-то забурлило в животе, да так громко, что я легла на стол, чтобы это бурление не донеслось до ушей Генриетты Ивановны и ее спутника, и продолжала слушать. И думать. И анализировать. И логически осмысливать.

Кто находится в непосредственной близости от меня? Мама и Ираклий! Но не мама же ночью раскапывала могилы, выходит дядя Ираклий. Значит, у него и находится то, что я должна либо отобрать, либо уговорить его добровольно отдать всаднику! Но почему одноклассник Федор говорит, что я хожу по лезвию бритвы? Неужели это смертельно опасно?