Воронка времени - Адриан Фараван Страница 45

Солнце склонялось к горизонту, и в вечерних отблесках купола соборов Флоренции сияли особенно торжественно. В городе царил весёлый беспорядок, какой всегда бывает в праздники. По улицам фланировали толпы разряженных горожан, торговцы надрывались из последних сил, стараясь успеть продать всё, что осталось ещё в этот вечер, фыркали лошади, испуганные смешными и нелепыми нарядами шутов и яркими всполохами шутих. Весь город был украшен цветами, на подоконниках открытых настежь окон благоухали лилии всех оттенков и размеров, от дома к дому, пересекая улицы взад и вперёд, тянулись разноцветные гирлянды. У большинства домов, несмотря на то, что было ещё довольно светло, уже зажгли факелы, из каждой таверны доносилась либо музыка, либо нестройный хор подвыпивших гуляк.

Веселье было в самом разгаре, когда ребята дошли наконец к дому Филиппино Липпи. Ворота его боттеги были распахнуты, и столы выбегали из двора прямо на прилегающую площадь. Найти в такой суете знакомых было бы большой проблемой, если бы Липпи сам не наткнулся на наших героев.

– О, синьорина… Умма, если не ошибаюсь? Рад, что Вам удалось заглянуть к нам на огонёк. А где Ваш отец?

– Маэстро, извините, но мой отец уже предварительно дал согласие на другой ужин. Поэтому он и послал меня с моими друзьями, чтобы извиниться перед Вами.

– Что Вы, что Вы. Не стоит. Я понимаю. Сегодня вся Флоренция гуляет! Кстати, Вы ведь хотели познакомиться с местными художниками. Идёмте, идёмте, – позвал он их к самому длинному столу в центре двора.

За ним расположились художники. Поддерживать общий разговор за таким столом явно не было никакой возможности, и гости разбились на небольшие кучки вокруг самых именитых из них.

– Вот они, все здесь, – с плохо скрываемой гордостью сказал Филиппино, – там сидит маэстро Пьеро де Козимо, здесь ребята из боттеги Перуджино, сам он, к сожалению, далеко отсюда, а так бы обязательно пришёл, вон большая группа собралась вокруг Леонардо да Винчи, вы слышали, конечно же, о нём, а вот это мой учитель – Сандро Боттичелли, – Даша сразу обратила внимание на эту сгорбленную фигуру.

Пожилой мужчина налёг всем телом на костыль, но, казалось, не замечал этого, он был погружён в какие-то свои невесёлые мысли. Общее веселье будто обтекало его стороной, и он сидел одиноким седым утесом на берегу этой реки радости.

– Что с ним? – тихо спросила Даша.

– Разве вы не знаете? Конечно же нет, вы ведь приезжие. Здесь эту историю знает каждый… Это все из-за Савонаролы, будь он проклят. Перед тем, как к власти пришёл этот проповедник, мой учитель был самым известным и самым прославленным художником всей Тосканы, не говоря уж о Флоренции. А какие светлые, одухотворенные картины он писал! Вы бы видели…

– Мне кажется, я видела одну. Рождение Венеры, по-моему, называется, – пробормотала Дашка.

– Вот! Вы понимаете, о чём говорю! А потом пришёл этот, из ордена доминиканцев, и всё пошло насмарку. Ведь Савонароле мало было клеймить богачей и Папу Римского в роскоши и беспутстве, нет, он ещё и всё искусство взялся ставить на пути истины. И избрал себе в качестве козла отпущения моего учителя. Как он его ругал, его и его картины… А молодёжь верила. Та самая молодёжь, что сейчас стыдливо сторонится Боттичелли, тогда выбрасывала его картины на помойки, сжигала их в костре в приступе религиозного фанатизма. Я думаю, это они сами и пустили слух, будто Сандро сжигал свои картины. Бред! Боттичелли в это время лежал взаперти в своём доме, охваченный лихорадкой. Я знаю точно, навещал его как раз в то время. Так Савонароле этого было мало, он ещё и проклял моего учителя, но самое страшное – это проклятье сбылось – у моего учителя отнялись ноги… Он и сейчас, по прошествии стольких лет, всё ещё хромает. А главное – вся эта история сломала его. Он замкнулся в себе и пишет совсем другие картины… сейчас он занят эскизами к книге Данте. Если бы Вы видели эти эскизы… Это страшно, это совсем другой Боттичелли… Но самое обидное – за что? За что Джироламо так взъелся на Сандро? Ладно бы на моего отца, там было за что… Хотя, слава богу, что мой отец не дожил да Савонаролы, а то его бы точно прокляли.

– Ваш отец? – полюбопытствовала Умка.

– Да, синьорина, должен признаться, мой отец был известный гуляка и пройдоха. Художник, правда, знатный. Медичи недаром любил его. Рассказывали, что однажды отца даже заперли, чтобы он не гулял, а писал давно обещанные картины. Так Филиппо разорвал все простыни и спустился с балкона вниз, чтобы встретиться со своей возлюбленной. А когда его поймали, сказал, что не может писать без любви. Медичи сам распорядился дать ему возможность видеться с любимой, чтобы настоящие картины получались. Да, вот такой он был мой отец, – с гордостью сказал Филиппино. – Вообще, он неплохой был человек. Вот и меня официально признал, не то что беднягу да Винчи, и мастерству научил, и боттегу отдал, земля ему пусть будет пухом.