Что Кейти делала потом - Сьюзан Кулидж Страница 45

– У тебя будет мисс Карр. Она одна стоит многих, – заметил Нед, но сестра отрицательно покачала головой.

– Кейти – сокровище, – сказала она, чуть помолчав, – но почему-то женщине хочется опереться на мужчину. Без тебя, Нед, я совсем впаду в уныние.

Месяц их самостоятельного хозяйствования завершился в тот вечер плотным ужином с чаепитием в честь приезда лейтенанта Уэрдингтона, ужина, который потребовал мобилизации всех ресурсов маленького хозяйства. Марию срочно отправили купить pan forte da Siena и vino d’Asti [136]и свежие яйца для омлета, и куриные грудки, тушенные в сливках, из ресторана, и артишоки для салата, и цветы, чтобы все украсить. И гость ел, и хвалил, и восхищался, а Эми и Мейбл сидели у него на колене и все ему объясняли, и всем было очень хорошо вместе. Их веселость была так заразительна, что передалась и бедной великанше, которая перед тем весь день была очень задумчива из-за предстоящей ей потери такого хорошего места и которая теперь вдруг возвысила свой голос в величественной арии из «Орфея», и вся кухня гудела от настойчиво и страстно задаваемого вопроса: «Che faro senza Eurydice?» [137]Великолепные звуки, полные огня и скорби, доносились из-за соусников ничуть не хуже, чем если бы это была рампа, и Кейти, тихонько встав из-за стола, приоткрыла дверь в кухню, чтобы слушатели не пропустили ни одной ноты.

На следующий день они приехали в Венецию. Это действительно была «волнующая минута», когда Кейти впервые села в гондолу и смотрела из-под черного балдахина на стены дворцов, мимо которых они медленно скользили по Большому каналу. Одни были кремово-белые с черным, другие оранжево-коричневые, третьи восхитительного матово-красноватого цвета, не то розового, не то алого; но все, и постройки, и отделка, было непохожим на дворцы во всех других городах. Перед ней высоко на носу гондолы стоял гондольер; его темный силуэт отчетливо вырисовывался на фоне неба – он раскачивался и склонялся над своим длинным веслом, иногда поднимая голову, чтобы издать громкий мелодичный возглас в виде предупреждения другим приближающимся гондолам. Все это было точно сон. Нед Уэрдингтон сидел рядом с ней, больше глядя на перемены в ее выразительном лице, чем на дворцы. Он, как и Кейти, впервые был в Венеции; но и Кейти была чем-то новым в его жизни, причем даже более интересным, чем Венеция.

Следующие десять дней они были наверху блаженства. Их приезд удачно совпал с началом большого народного праздника, из-за которого почти целую неделю Венеция была в состоянии непрекращающихся великолепных торжеств и веселья. Все эти дни они провели на воде; на сушу выходили лишь иногда, чтобы посмотреть на какое-нибудь знаменитое здание или вид или чтобы съесть мороженое на площади перед прекрасным фасадом собора Св. Марка [138]. Обедать или спать казалось совершенно бесполезной тратой времени! Вечера тоже проводили на воде, так как каждый день сразу после захода солнца от Дворца дожей [139]в путь по Большому каналу отправлялась великолепная пышная процессия, в которой наши друзья всегда принимали участие. Центром ее была барка, увешанная узорными коврами, где среди апельсинных деревьев сидели музыканты. Барку окружала целая свита яликов и гондол с яркими тентами, украшенных цветными фонариками и флажками; каждой управлял гондольер в живописной форменной одежде. Все это вместе покачивалось, поворачивалось и плыло вперед в каком-то ритмичном волнообразном скольжении, словно в такт музыке, а на пути процессии с фасадов дворцов и отелей лились ослепительные ливни света и вставали радуги цветных огоньков. Каждое движение сказочной флотилии повторялось в сияющей воде, отражавшей каждый факел, каждый алый фонарик, каждый лучистый зеленый или розовый огонек. И на все это смотрела с неба, словно удивляясь, яркая полная луна. Это было волшебно прекрасно. Кейти чувствовала себя так, словно все ее прежние трезвые представления о жизни и об окружающем растаяли. На миг все в мире перевернулось вверх дном. Не осталось ничего трудного, или надежного, или плохого; это была сказка, и она была в этой сказке, как и хотела прежде, в детстве. Она была той самой принцессой, окруженной удовольствиями, в которую она, Кловер и Элси играли в «Раю», только здесь все было еще чудеснее, и – боже мой! – кто же был этот принц, который тоже оказался в этой сказке и приобретал все большее значение с каждым днем?

Все сказки имеют свой конец. И в сказке Кейти была неожиданно перевернута последняя страница, когда на исходе этих счастливых двух недель миссис Эш вошла в ее комнату с выражением человека, которому предстоит сообщить другому неприятные известия.

– Кейти, – начала она, – вы будете ужасно разочарованы и сочтете меня совершенно бессовестной, если мы вернемся домой сейчас, а не осенью, как собирались?

Кейти была слишком ошеломлена, чтобы отвечать.

– Я стала такой трусихой, – продолжила миссис Эш. – Меня так измучило и ослабило пережитое мною в Риме, что я чувствую себя не в силах даже подумать о том, чтобы отправиться одной в Германию и Швейцарию, где не будет Неда, который позаботился бы обо мне. Вы сущий ангел, дорогая, и я знаю, что вы сделали бы все возможное, чтобы облегчить мне тяготы путешествия, но я такая дурочка, что просто не осмеливаюсь. Думаю, что, должно быть, у меня сдали нервы, – добавила она со слезами в голосе, – но сама мысль о том, чтобы еще пять месяцев переезжать с места на место, вызывает у меня отчаянную, просто невыносимую тоску по дому. Наверное, потом я пожалею об этом, да и сейчас я говорю себе, что это глупо, но все бесполезно – мне больше не знать покоя, пока Эми не будет снова в Америке, в безопасности и под наблюдением вашего отца.

Я выяснила, – продолжила она после еще одной небольшой паузы, – что мы можем доехать вместе с Недом до Генуи и сесть там на пароход, который доставит нас в Нью-Йорк без всяких промежуточных остановок. Мне ужасно неприятно разочаровывать вас, Кейти, но я почти решила поступить так. Вы будете очень сильно возражать? Сможете вы когда-нибудь простить меня? – Теперь она явно плакала.

Кейти пришлось проглотить стоявший в горле комок, прежде чем она смогла ответить, – таким горьким было разочарование, – и, несмотря на все ее усилия, в голосе было почти рыдание, когда она сказала:

– Ну что вы, дорогая Полли, тут нечего и прощать. Вы совершенно правы, что едете домой, если считаете это разумным. – Затем, снова проглотив комок, она добавила: – Вы подарили мне чудеснейшие шесть месяцев, и я была бы ужасно жадной девушкой, если бы жаловалась на то, что путешествие оказалось немного короче, чем мы предполагали.

– Вы такая милая и добрая, что не сердитесь! – воскликнула подруга, обнимая ее. – И от этого я чувствую себя вдвойне виноватой… Я не стала бы делать этого, если бы только могла, но я просто не могу. Я должна вернуться домой. Может быть, когда-нибудь, когда Эми будет взрослой или благополучно выйдет замуж за кого-нибудь, кто будет как следует заботиться о ней…