На грани (сборник) - Надежда Смаглий Страница 4

– Шурка! Где ты прячешься? Опять дуешь в свою штуковину? Куры по улице шастают, мусор кругом! – мать размашисто шагала по двору и, заглядывая во все укромные местечки, искала сына. С тех пор, как уехал муж, прошло несколько лет. За это время в доме ничего не изменилось: полный двор скотины радовал глаз, постройки отремонтированы, калитка сверкает свежей краской. В каждом уголке чувствовалась крепкая хозяйская рука.

– Шурка, охламон ты этакий! Выходи, кому говорю, мне в город ехать надо, на кого я хозяйство оставлю? Или мне мать попросить управиться? – пошла на хитрость женщина. Из-за дальнего сарая показался взъерошенный Санька.

– Чего её звать? Сам справлюсь. Кур я кормил. Кто виноват, что они такие прожорливые, всё лезут и лезут на улицу! Ты ведь ругаешься, когда много зерна сыплю! И двор мёл, только ветром снова нанесло мусор, да и листья нападали, – заворчал он, вытягивая из рыжей шевелюры соломинки.

Мать посмотрела на старую берёзу, растущую во дворе, и вздохнула: «спилить бы совершенно никчёмное дерево. Столько места занимает, а толку? Мусор один».

Но каждый раз, принимая решение, она брала пилу, подходила к берёзе, и каждый раз, будто какая-то неведомая сила тянула руку – потрогать, погладить шершавый ствол, прислониться щекой да завыть по-бабьи, выплакивая берёзке, как любимой подружке, своё женское – несбывшееся.

Она закрыла глаза, ощущая сквозь сомкнутые веки лёгкое движение воздуха, которое словно вытягивало из глубины глаз, копившуюся там годами, влагу. Тяжело вздохнула, отгоняя непрошеные мысли, поворчала то ли на дерево, то ли на сына и направилась в дом, на ходу бросив:

– Мети ещё раз! Нечего дудеть, тоже мне нашёл занятие. И всё твой отец! Сам в облаках витает и сынок туда же. Ох, и за что мне всё это?

Санька, подпрыгнув от радости, что снова остаётся один, схватил метлу, связанную из берёзовых прутьев, и начал собирать в кучу сухие листья, слушая, как они тихо шуршат. И снова зазвучала-запела в душе мелодия, рассказывая историю соединения родственных душ – хрупких листьев и тонких прутиков. И снова захотелось ему повторить эти волшебные звуки. Он даже остановился, и чуть было не направился на сеновал, где спрятал губную гармошку, но тут на крыльце появилась мать. Посмотрев из-под руки на сына, она нахмурилась: «Да что же за наказание? Вместо того чтобы подметать, опять стоит с открытым ртом, как ненормальный! Может, и правда свозить в город к врачу?»

Сколько раз она спорила с родителями, которые настойчиво советовали показать внука психиатру, но, наверное, придётся согласиться – никакие тумаки не помогают!

– Вечером накорми скотину, да не забудь налить всем воды! Я буду поздно, – сказала мать, в сердцах хлопая калиткой и направляясь в сторону остановки.

Ох, как же радовался Санька свободе! До самого вечера он будет один, некому ворчать и ругаться. А домашние дела – да их можно быстро переделать. И он с усердием замахал метлой, уже не прислушиваясь ни к каким звукам.

Вскоре мусор был сметён в кучу. Он по-хозяйски прикрыл его старым брезентом, чтобы не разлетелся, оглядел двор и остался доволен. На минутку заскочил на сеновал, взял припрятанную гармошку и помчался к реке на любимое место.

Когда Санька был совсем маленьким, отец привёл его на излучину реки, где на самом краю высоченной кручи росла ивушка. Спрятанная от чужих глаз густыми зарослями буйного кипрея да плетущегося разнотравья, оберегала одинокая красавица покой этого чудесного уголка.

Отец встал тогда на самом краю обрыва и поставил сына перед собой. Санька посмотрел вниз и сначала испугался, но, почувствовав на плечах надёжные руки, сразу успокоился.

Почти с высоты птичьего полёта открылась тогда ему необыкновенная картина: местность пересекала река, а под обрывом, встретив на пути препятствие, преломлялась и убегала вверх, образуя треугольник из берегов и линии горизонта. Обрамлённое со всех сторон, словно в драгоценной голубой чаше, нежилось под васильковым небом зелёное поле, а над ним теснились белоснежные облака, уплывающие за горизонт. И кричали, и кружили над удивительным местечком птицы, будто приглашая вместе с ними порадоваться жизни.

Такой красоты Санька в жизни не видел! Вспомнилось бескрайнее поле и радужные колокольчики-звуки, летящие вот из такого же облака.

Он слегка наклонился вперёд и даже раскинул руки навстречу тугому ветру. Казалось, ещё чуть-чуть и взлетит, закружит вместе с облаками и птицами в густой синеве, плавно набирая высоту и замирая от восторга.

Отец словно понял состояние сына и, слегка севшим от волнения голосом, шепнул:

– Смотри, сынок. Это – твоя земля.

– Почему – моя?

– Потому что здесь твои корни.

– А что такое корни?

– Корни, сынок, – это твой род. На этой земле родились твои бабушка и дедушка, их родители. Много поколений таких рыжиков, как ты! – потрепал отец буйную шевелюру сына.

Санька надолго замолчал, пытаясь представить толпу больших и маленьких рыжиков – своих корней, как сказал папа, но не смог. Все они были похожи: то на корешки какого-нибудь растения, то на корень дерева. «Наверное, папка что-то напутал» – подумал он и спросил:

– Пап, а почему поле движется?

– Из-за волн.