Энни с острова принца Эдуарда - Люси Мод Монтгомери Страница 4

– Вы выглядите усталой, Энни – заметил он.

– Да, я устала, Гил! Более того, я вне себя от ярости! Чувствую себя усталой оттого, что целый день провозилась с чемоданом, укладывая в него вещи. К тому же, пришлось заниматься шитьем. А тут еще явились с прощальными визитами шесть дам, и каждая норовила сказануть что-нибудь эдакое, чтобы «подсластить» мне жизнь и сделать ее похожей на серое, унылое ноябрьское утро…»

– Злобные, старые кошки! – образно прокомментировал Гильберт.

«В том-то и дело, что нет, – серьезно возразила Энни. – Ведь если б они были такими, я пропустила бы их излияния мимо ушей. Но все они – милые, добрые по-матерински опекающие меня женщины. И любят свою Энни, а я отвечаю им взаимностью. Именно поэтому то, что они говорят или на что намекают, оказывает на меня подобное, порой нежелательное влияние. Они напрямую заявили, что это – сумасшествие ехать в Редмонд и учиться там на бакалавра искусств. Теперь меня мучит комплекс неполноценности… Миссис Питер Слоан вздыхала и говорила, что очень надеется, что я сумею закончить колледж и не подорвать при этом свое здоровье. И вдруг я увидела себя в роли «жертвы науки», в состоянии нервного истощения к концу третьего года обучения. Миссис Эбен Райт заметила, что это должно стоить целое состояние – провести целых четыре года в Редмонде. И мне действительно стало стыдно транжирить деньги Мариллы и мои собственные сбережения на подобные «капризы». Миссис Джаспер Белл выразила пожелание, чтобы колледж не испортил меня так, как портит некоторых людей. И я представила, как к концу четвертого года обучения в Редмонде стану совершенно невыносимым созданием-всезнайкой, взирающей свысока на все и вся в Эвонли. Миссис Элиша Райт сказала, что редмондские девицы, – особенно те, которые живут в Кингспорте, – такие стильные и высокомерные. Понятно, среди них я буду чувствовать себя словно не в своей тарелке. И я представила себя, униженную и оскорбленную деревенскую девчонку, пробирающуюся через классические залы Редмонда в убогой одежонке и сапогах, подбитых медными гвоздями…»

Энни остановилась, смущенно вздыхая. Ее чувствительная натура болезненно воспринимала малейшее неодобрение, пусть даже оно исходило со стороны тех, о ком она была не особо высокого мнения. Энни, чьи амбиции вдруг разом улетучились, напоминала сама себе свечу, которую задули. Жизнь показалась ей пресной и безынтересной.

– Вам не следует никого слушать, – запротестовал Гильберт. – Хотя они и «милые кумушки», но с узкими взглядами на жизнь. Вы и сами это прекрасно знаете! То, что они никогда не делали в жизни, с их точки зрения следует предать анафеме. Вы – первая девушка из Эвонли, стремящаяся получить образование в колледже. А вам известно, что в их глазах все пионеры – почти такие же, как лунатики, то есть «с приветом»…

– Я знаю. Но одно дело – знать и совсем другое – чувствовать! Здравый смысл подсказывает мне, что все это – чепуха, но в данной ситуации он не срабатывает. Эмоции преобладают над разумом. В самом деле, когда я проводила Элишу Райт, в расстроенных чувствах мне толком не удалось собрать чемодан!

– Просто вы и в самом деле устали, Энни. Выкиньте весь этот вздор из головы и пойдемте-ка лучше прогуляемся вместе! Побродим по лесу по той стороне болота, и я вам кое-что покажу, если это чудо все еще там!

– Если? Так вы что же, толком не знаете там оно или нет?

– Увы, не знаю. Оно должно быть там, исходя из того, что я видел весной. Идемте же! Представим, что мы снова дети, и побежим дорогой, которую покажет нам ветер!

И они весело выбежали из дома. Энни, вспоминая разочарование прошлого вечера, была очень мила с Гильбертом; а тот, в свою очередь усвоив урок, и не заикался о чем-либо, кроме доброй старой дружбы школьных лет. Миссис Линд и Марилла наблюдали за ними из кухонного окна.

– Они когда-нибудь станут хорошей парой, – с одобрением заметила миссис Линд. Марилла при этом слегка вздрогнула. В душе она очень ждала, когда это произойдет, но обсуждать подобное в обычной светской болтовне с миссис Линд ей не хотелось.

– Пока они еще дети, – коротко сказала она.

Миссис Линд добродушно рассмеялась.

– Энни восемнадцать! – возразила она. – В этом возрасте я уже стала женой! Скажу я вам, Марилла, мы, старики, вечно считаем своих детей маленькими. Энни – молодая женщина, а Гильберт – славный парень и, как видно невооруженным глазом, по уши в нее влюблен! Лучшего воздыхателя у нашей Энни и не будет! Надеюсь, она не забьет себе голову всякой романтической чепухой в Редмонде! Не одобряю я это совместное обучение лиц обоего пола! И никогда не одобряла, так-то вот!

И миссис Линд торжественно подвела резюме:

– Студенты в этих колледжах вряд ли занимаются еще чем-нибудь помимо флирта!

– А как же официальные занятия? Должны же студенты хоть чуть-чуть учиться! – с улыбкой возразила Марилла.

– Только самую малость, – фыркнула Рейчел Линд. – Но я думаю, сказанное не относится к Энни. Она ведь никогда не была кокеткой! Но вот Гильберта девчонка явно недооценивает! Знаю я этих девиц! Чарли Слоан тоже без ума от нее, но за последнего я бы не посоветовала ей выходить. Конечно, все Слоаны – порядочные, честные и уважаемые люди. Но когда все дела переделаны, они становятся Слоанами, и этим все сказано!..

Марилла кивнула. Стороннему наблюдателю утверждение, что Слоаны есть Слоаны, не дало бы пищи для размышлений и, возможно, показалось бы абсурдным. Но Марилла все поняла. В каждом поселке есть такая семья: хорошие, честные, добропорядочные люди, которые, тем не менее, всегда остаются СЛОАНАМИ, независимо от того, говорят они на человеческом или на ангельском языках.

А Гильберт с Энни пребывали в счастливом неведении относительно того, что их будущее было уже заранее решено миссис Рейчел… Они спокойно прогуливались среди теней в Охотничьих Угодьях. Вдали холмы, по склонам которых расположились поля, купались в янтарных лучах закатного солнца; небо было местами бледно-розовое, местами бледно-голубое. Ельник словно полыхал в лучах заката и, казалось, был сделан из бронзы. Длинные тени далеких елей как бы служили границей лугов на высоких холмах. Вокруг них ветерок играл еловыми веточками; он нес с собою дыхание осени.

– В этих лесных «угодьях» и впрямь можно теперь поохотиться – за старыми воспоминаниями! – сказала Энни, наклоняясь, чтобы сорвать папоротник, покрытый белым инеем, точно восковым налетом. – Мне все кажется, что две маленькие девочки, Диана и Энни Ширли, до сих пор играют здесь, в Охотничьих Угодьях, и сидят в сумерках у Потока Дриады в ожидании привидений… А знаете, у меня и теперь мурашки бегут по коже, когда приходится идти по этой тропинке после наступления темноты! Особенно один созданный нами образ – фантомчик убиенного малыша – внушает мне страх и ужас. Он подкрадывается сзади и кладет холодные пальчики на вашу руку… Когда я прохожу здесь в сумерках, никак не могу избавиться от ощущения, что он где-то рядом и преследует меня. Не боюсь ни Даму в белом, ни человека без головы, ни скелетов! Но лучше бы наша фантазия никогда не создавала этот фантом! Марилла с миссис Берри просто встали в позу, когда узнали об Охотничьих Угодьях! – засмеявшись, завершила Энни экскурс в историю.