Обещание ведьмы - Лене Каабербол Страница 36

Позже я узнала, что Аркус с Кахлой практически подняли бунт в Вороновом котле, «подвергнув последних воронов бессмысленной опасности», и «пошли наперекор воле вороновых матерей», чтобы пробудить тётю Ису, папу Кахлы и остальных, оказавшихся во власти льда времени. Аркус с Кахлой пробрались к неподвижно застывшим фигурам и с помощью Эрии смогли распутать время и вернуть их всех к жизни. Когда я об этом услышала, то поняла, что, возможно, мой последний кошмар не был только лишь сновидением и что теми воронами, которых я видела в долине Тлена, были Эрия и её друг, несмотря на то что во сне они выглядели большими и взрослыми птицами. Валла по-прежнему очень сердился, однако остановить юных колдуна и ведьму, которые побывали в долине Тлена, видели последний мост и вернулись назад живыми, оказалось сложно.

– Я знала, что врачи не смогут вылечить тебя без посторонней помощи, – сказала Кахла, когда они с Оскаром пришли меня навестить. – И я была совершенно уверена, что тёте Исе лучше всех удастся до тебя достучаться. И потом, у неё лучше, чем у меня, получается выглядеть по-обыкновенному – так что я рассчитывала на то, что её появление не вызовет большого шума.

– А твой папа в порядке? – спросила я.

Её лицо просветлело, и она кивнула:

– Он устал и не очень уверенно держится на ногах, но с каждым днём становится всё сильнее. Больше всех пострадал господин Малкин, но ему тоже постепенно становится лучше. А ещё… мне кажется, папа чувствует огромное облегчение оттого, что ему больше не надо мне лгать.

Оскар слегка наклонил голову, явно не желая смотреть мне в глаза. Вся эта ситуация с тем, парень он мне-или-нет, повисла между нами, словно… какой-то туман диких троп, где безумно сложно ориентироваться.

– Тебе лучше? – спросил он.

– Да, намного!

– Мы отыскали семью Лии, – сказал он. – Нелегко было… рассказать им, что… Лия больше не вернётся. Но самое странное – мне кажется, он об этом знал. В смысле Деван. Он сказал, она всегда ему говорила, что однажды ей придётся его покинуть.

– Но она также обещала ему вернуться, – вздохнула я. – Если сможет. Но теперь ведь это невозможно.

– Мы нашли арфу и отнесли её им, – добавила Кахла. – Теперь на ней играет эта девушка – Тилли. И на самом деле иногда её музыка звучит совершенно как у Кармелии. Настолько похоже, что можно даже подумать…

Она не закончила фразу, но я поняла, что она имеет в виду.

– Эта арфа и музыка, которую она на ней играла, были её жизнью и душой, – сказала я. – Чтобы они стали реальностью, ей пришлось убежать от Пии. И, наверное, ничего странного в этом нет, если её частичка продолжает жить в музыке.

Во всяком случае, от этого думать о смерти Лии становилось немного легче.

– Нам повезло, – тихо сказала я.

Ведь, по крайней мере, у нас теперь появилось время и возможность разобраться, лучше нам оставаться друзьями, как прежде, или… всё это «Клара и Оскар – жених и невеста!» не такая уж и ерунда, как нам казалось.

Пока я лежала в больнице, времени, чтобы подумать, у меня было предостаточно. Когда меня наконец выписали – с болезненными розоватыми шрамами от самых страшных ожогов и стойким ощущением, что мне невероятно повезло, так как я осталась в живых – я уговорила маму отвезти меня к тёте Исе.

– Там она поможет мне окончательно встать на ноги, – сказала я, и мама не стала возражать.

– Только бы ты поправилась, – сказал она, – и вернулась домой, когда сможешь.

За то время, что я лежала в больнице, наступило лето – кожа заживала, и постепенно у меня восстанавливались связи между мозгом и мышцами, которые подпалил «удар молнии». Теперь я могла ходить, могла поднимать не слишком тяжёлые вещи, но, когда я пыталась удерживать мелкие предметы, например карандаш, пальцы подводили. У меня часто возникала головная боль, а в ушах звенело, если тётя Иса не пела понемножку несколько раз в день. И мама об этом прекрасно знала.

Остатки Щитовой завесы по-прежнему действовали. Можно было найти дом, если знать, что он там находится, но случайные прохожие никогда не обращали на него внимания, рассказала мама.

– Кажется, что они смотрят мимо, хотя на самом деле стоят и смотрят прямо на дом.

Тупик, заслышав приближение машины, стремглав выскочил во двор. А как только я открыла дверь, на меня тут же прыгнул Котёнок, который после нашей последней встречи стал почти на килограмм тяжелее.

«Моя-моя-моя-моя-мояааа», – по-кошачьи жаловался он и тёрся шероховатой щекой о мою шею, покалывая и щекоча усиками. Иногда, когда ночью в больнице становилось слишком одиноко и странно, я позволяла себе ненадолго ускользнуть, чтобы побыть с ним пару минут, но один раз все аппараты вдруг словно взбесились, поэтому мне пришлось нестись назад и убеждать всех, что меня совершенно не нужно вести на томографию или другие забавные процедуры.

Никто вылетела, порхая, вместе с тётей Исой – в смысле порхала только Никто, а тётя Иса шла как обычно размеренно и спокойно.

– Я нашла себе имя, я нашла себе имя! – ликовала Никто. – Хочешь его узнать?

– Конечно!

Она остановилась, и в её взгляде вдруг промелькнула неуверенность:

– Обещаешь не смеяться?

Её маленькое худенькое личико стало серьёзным и одновременно ранимым.

– Обещаю, – сказала я.

– Я бы хотела, чтобы меня звали… Амика.

– Очень красиво, – сказала я, почувствовав огромное облегчение оттого, что она наконец приняла решение. – Но почему именно так?

– Потому что… потому что это означает «друг». А когда ты чей-то друг – то никем быть уже не можешь.

Обнять Никт… то есть Амику довольно сложно – её нужно либо поднять и держать на руках, либо она сама должна махать крыльями, взлетев на нужную высоту, – но тогда её крылья мешают. Однако мне это удалось. Её перья стали красивыми, очень чистыми и ухоженными, и она обрадовалась моему объятию, а также тому, что мне понравилось её имя.

– Тёте Исе оно тоже понравилось, – с гордостью сообщила она. – Правда?

– Да, – подтвердила тётя Иса. – Мне кажется, оно самое правильное. Амика Ясень. Хорошо звучит, к тому же сразу понятно, что мы родственники.

Я немного постояла во дворе перед домом, пока солнце припекало, нагревая спину. Вокруг собрались тысячи жизней – говорило мне моё дикое чувство. Да, тут были и рысь, которая спала где-то в тени деревьев, и семейство выдр, которые плескались в ручье, и бизон, который, стоя под елями, тёрся боком о стволы, чтобы избавиться от последних остатков клокастой зимней шерсти.

– Они всё ещё здесь, – сказала я тёте Исе.