Зима, когда я вырос - Петер ван Гестел Страница 36

Четверг, утро. В классе все как обычно. Мне совершенно не было неприятно оттого, что за мной сидит Олли Вилдеман.

На доске учитель написал: «Пекарь печет для нас хлеб, а когда он не печет для нас хлеб, он спит».

Это дурацкое предложение нам было велено переписать в тетрадку. Я сделал это в полминуты. Повернулся к Олли Вилдеману и увидел, что он написал еще только несколько слов, и они танцевали кто во что горазд на почти пустой странице его тетрадки. Олли Вилдеман писал, высунув кончик языка.

— Надо время от времени облизывать перо, — сказал я ему шепотом, — тогда получается лучше.

Он облизал перо, так что на языке осталась чернильная линия, и скорчил физиономию. Медленно положил перо и еще медленнее поднял руку.

— В чем дело, Оллеке-Боллеке ^[17]? — спросил учитель.

— Можно я подкину угля в печку?

Он меня не продал.

— Давай, Оллеке, — сказал учитель, — я люблю, когда ты занят делом.

Насвистывая, Олли Вилдеман пошел к печке и взял кувшин для угля. В классе он чаще всего отличный парень. А во время физкультуры я его боюсь. В огромном физкультурном зале мне всегда кажется, что его лапищи достанут куда угодно. Но вообще-то в школе и рядом со школой он совершенно не похож на того хулигана в кривом переулке.

Зван в четверг был тих и молчалив. Во время большой перемены он пошел гулять один. А мне дал ключи от дома.

Я съел в кухне два бутерброда — они лежали и ждали меня на красивой белой тарелочке.

Бет не было дома.

Дверь между гостиной и комнатой тети Йос не была задвинута полностью.

Я заглянул в ее комнату.

Тетя Йос лежала на диване с закрытыми глазами. У нее было такое лицо, будто она говорила: я закрыла глаза, и ты меня не видишь, потому что меня тут нет.

Не воображай, подумал я, прекрасно я тебя вижу.

Я осторожно задвинул дверь, щели не осталось. Оттого что в соседней комнате спала эта чудаковатая чужая тетушка, я не чувствовал себя одиноким в темной гостиной.

После уроков, в четыре часа, мы со Званом пошли домой вместе. Он до сих пор не сказал ни слова. Я обхватил его за плечи. Он не противился. Бет сказала мне ночью: «Пим не разрешает к себе прикасаться». Ни ей, ни тете Йос. Почему он не оттолкнул мою руку? Потому что хорошо ко мне относится или от безразличия?

Лишье Оверватер шла в сторону Хохе Слёйс. Наверное, по маминой просьбе в магазин. Она шла одна, потому что у Элшье Схун был грипп.

Я страшно испугался, когда она вдруг поскользнулась и упала.

Я остановился, Зван остановился.

Не так часто приходится видеть, как падает девочка. Мальчишки в ту холодную зиму падали сплошь да рядом. А девочки — другое дело. Они бегают мелкими шажками по физкультурному залу и так размахивают руками, что кажется, будто они танцуют.

Глупая девчонка эта Лишье Оверватер.

Мне было плевать на то, что она растянулась на льду. Я уже втюхался в Бет, и Лишье Оверватер меня не волновала.

Я снял руку с плеча Звана и, задрав нос, прошел мимо нее, на ходу заметив, что она спешно натянула подол на колени. Она была мне до лампочки. Пусть все об этом знают. Я сурово прошел мимо.

Я дошел уже до Хохе Слёйс, а Зван все еще не догнал меня. Я остановился, обернулся и увидел, что Зван помогает Лишье Оверватер подняться.

Стоит на минуту отвернуться, и сразу начинают происходить ужасные вещи.

Мало того, что Зван помог ей подняться, — я увидел, что они весело болтают; она улыбалась и что-то говорила.

Лишье Оверватер разговаривала с мальчишкой.

Как такое могло быть?!