Тайна пропавших детей - Дженни Спэнглер Страница 36

Шарлотта

Шарлотта вышагнула из ниоткуда в большую гостиную дома своего детства. Здесь было до странного холодно и светло от магниевой лампы, тени казались особенно резкими… Однако запах родного дома оставался тем же, безошибочно узнаваемым. Грудь Шарлотты горела от боли, от тоски настолько острой, что она боялась, как бы сердце не разорвалось. Это был её дом, её мир. Она была родом отсюда.

Большинство гостей за столом были джентльменами. Она смутно узнала одного из них, старого дядюшкиного друга: за время её отсутствия он изрядно поседел и сгорбился, она помнила его куда более бодрым. Ещё знакомое лицо – лысеющий джентльмен с прожилками на щеках, кажется, важный представитель муниципалитета из соседнего города… Только имя его совершенно выпало из памяти.

А потом она увидела его.

Своего дядю.

Неужели он всегда был таким дряхлым и хрупким? В нём же всегда было столько энергии! Но теперь шевелюра его побелела до последнего волоска, глаза глубоко запали в глазницы, плечи сгорбились от тяжести горя, пригибая его к земле… Неужели это из-за неё он сделался таким?! Нет! Не из-за неё. Из-за Пинчбек.

Шарлотта выступила вперёд, не отрывая взгляда от дядиного лица. Узнай меня! Пожалуйста, пожалуйста, дай мне видеть, что ты меня узнаешь…

– Шарлотта, – едва слышно прошептал старик, но она расслышала его голос, несмотря на звуки Феликсовой скрипки, несмотря на шумное аханье изумлённых гостей.

Склонившись над столом, Шарлотта протянула руку к дяде, словно желая к нему прикоснуться. Как же ей хотелось позвать его по имени! Но эмоции переполняли её, не давая произнести ни звука, к тому же она боялась потерять самообладание и выдать себя перед Пинчбек.

Магниевая вспышка за спиной дяди погасла. Остался только колеблющийся свечной свет. Когда глаза Шарлотты снова привыкли к полумраку, она увидела, как торжествующе улыбается Пинчбек, накидывая на линзу камеры чёрный покров. Ну вот, фотография сделана. Её ждёт большое вознаграждение и слава. Но даже не будь фотографии, Шарлотта могла с уверенностью сказать, что Пинчбек удалось сильно впечатлить её дядю. Проклятая ведьма, чудовище! Как же всё это невероятно жестоко!

– Абэо, – произнесла тем временем Пинчбек, командой загоняя Шарлотту обратно в её ковчежец-фонарик. Девочке хотелось цепляться за воздух, кричать – нет, нет, только не сейчас, дай мне ещё хоть минутку!.. Крикнуть дяде, что эта ужасная женщина её похитила, что на самом деле она не умерла, умолять его придумать способ спасти её…

Она боролась как могла, пытаясь сохранить материальность, но магия властно волокла её прочь, впиваясь в плоть миллионом острых крючков, раздирая, уничтожая. И всё равно эта боль была куда меньше, чем боль от нового расставания с дорогим человеком.

Крышка фонарика крепко захлопнулась за ней, не оставляя ни отверстия: Пинчбек желала убедиться, что у Шарлотты не будет шансов снова выбраться наружу.

Феликс

– Инструмент самый обычный, ничего выдающегося, – произнёс снаружи мужской голос. – Вряд ли он имеет какую-то ценность.

Да как они смеют? Феликс терпеть не мог, когда к его скрипке прикасались чужие руки. Даже сидя в ковчежце, он отлично знал, что происходит снаружи: вот они передают инструмент друг другу, подмечая каждую потёртость на её старом дереве, рассматривают крохотную трещинку на колке… Оскорбляют достоинство его скрипки.

– Инструмент так себе, но музыка, признайте, была хороша, – сказал другой мужчина. – Я никогда не слышал ничего подобного.

– Ещё бы, ведь её играл потусторонний дух, – вставила реплику женщина. – Вот и музыка была потусторонняя. Вряд ли духов в мире мёртвых обучают симфониям Баха.

Её собеседники засмеялись шутке.

Феликс был в ярости. Идиоты! Конечно, я мог бы сыграть вам Баха! Но тогда бы вы ныли, что в этом недостаточно мистики!

Хорошо бы выскочить сейчас из ковчежца и хорошенько их напугать! Но, разумеется, он не мог так поступить. Уж точно не нынешним вечером.

Пинчбек отлично знала, как трепетно относится Феликс к своей скрипке, и всё равно раз за разом позволяла клиентам лапать инструмент руками и издеваться над ним. После сеанса она потребовала предоставить ей тёмное помещение для проявления долгожданной фотографии и удалилась туда с камерой, намеренно оставив весь прочий реквизит в гостиной. Она знала, что лорд Литчфилд захочет всё тщательно осмотреть на предмет шарлатанства и иллюзий – и, разумеется, ни в чём не заметит подвоха. Пинчбек была достаточно умна для того, чтобы на этом конкретном сеансе не применять своих дешёвых обманных трюков. Сегодня вечером не было ни фосфоресцирующих тряпок, ни особых свечей – только музыка и постукивание из ниоткуда.

– Джеймс, что с вами? Вам нехорошо?

– Да, немного, – тихо отозвался голос мужчины – Шарлоттиного дяди? – Я… потрясён. Это было так… Я никогда бы не смог поверить…

– Ужасные новости, – отозвалась женщина. – Мы все так вам сочувствуем.

– Я надеюсь, что вам послужит хотя бы небольшим утешением… – подхватил мужчина, но не договорил.

– …узнать, что её дух упокоился в мире, – закончила за него дама.

– Да, – хрипло выговорил старый лорд. – Да, несомненно. Я давно уже чувствовал, что её нет в живых… После стольких лет. Я знал, что она погибла.

Последние слова он произнёс едва слышно. Феликс чувствовал его боль всем сердцем, а уж каково это слушать Шарлотте, вынужденной переживать свою агонию взаперти, ему и подумать было страшно. Ему даже стало стыдно, что он распереживался из-за скрипки: по сравнению с болью подруги это такие пустяки, в самом деле.

– …потрясающий мистический дар. Настолько ясная манифестация духа, – продолжала женщина таким тоном, как будто видела этих манифестаций сто штук и имела с чем сравнивать. Хотя, возможно, так и было: спиритизм сейчас модное развлечение в определённых кругах.

– В точности такая, какой я её помню, – прошептал лорд Литчфилд.

– Сдаётся мне, что во всём Лондоне нет медиума, сравнимого с мадам Пинчбек по уровню таланта. Вот это я называю – настоящий дар.

– Поэтому я и пригласил именно её. – Дядя Шарлотты прочистил горло. – Я видел столько шарлатанов и дешёвых фокусников, спекулирующих на этой теме… Альфред, вот вы наверняка помните.

– Ещё бы не помнить.

– Мадам – единственный медиум из мне известных, который, похоже, не запятнал себя подобным трюкачеством. Вы, наверное, сочтёте, что я глупый легковерный старик… Но я так страшно скучаю по моей милой, родной Шарлотте.

Гости тактично помолчали. Старый лорд продолжил:

– Спасибо всем, что отозвались на моё приглашение. В самом деле, я поступал дурно, так долго игнорируя старых друзей. Сегодня вы мне очень помогли – без вашего присутствия я мог бы не поверить собственным глазам.

Женщина снова попыталась что-то сказать – но тут со стуком раскрылась дверь гостиной, и голос Пинчбек торжественно возгласил: