Пендервики на Чаячьем Мысу - Джинн Бердселл Страница 36

– Спасибо, – ответил он ей, тоже с улыбкой. – Я рад знакомству со всеми вами. Джеффри, не забудь, лучшая музыка делается в Нью-Йорке! Мой телефон у тебя есть. Как соберёшься ко мне в гости – звони.

– Вот ещё, – возразил Алек. – Некогда Джеффри разъезжать по вашим нью-йоркам. Мы с ним будем делать музыку в Бостоне – да, Джеффри?

Джеффри, на которого со всех сторон посыпались такие заманчивые предложения, даже не смог ничего ответить, только ошарашенно помотал головой. Но Туррону уже совсем пора было уезжать, поэтому, после того как Бетти сыграла на губной гармошке грустную мелодию, он забрался в машину. Но тут же опять выбрался из машины: он забыл отдать Бетти последнюю порцию мячей для гольфа. Потом Хувер ещё раз попытался сбить его с ног, чтобы он никуда не уезжал, но это не помогло, и Туррон в конце концов сел за руль и уехал – а они остались.

Бетти было жаль, что Туррон уехал, но она всё равно обрадовалась мячам для гольфа – потому что они ей нравились. И ещё потому, что она теперь могла уйти с ними в свою комнату, и это было очень кстати. Дело в том, что концерт-сюрприз был у Бетти не единственным секретом; ещё она теперь знала, из-за чего Джейн ведёт себя так странно. Джейн сама ей всё рассказала: и как она сегодня рано-рано утром бежала в гостиницу с содой для Доминика, и как она сильно-сильно хотела, чтобы ему понравилась сода и он бы пришёл сказать ей об этом, а если он не придёт, тогда, наверно, Джейн умрёт от горя. Бетти спросила у неё, зачем Доминику сода, а Джейн ответила: неважно, главное – никому про это не говорить, особенно Скай. И Бетти не говорила, но всё-таки легче не говорить, когда не видишь, как Скай всё время смотрит на Джейн и беспокоится. Бетти и сама беспокоилась, когда вспоминала, что Джейн может умереть от горя. Это будет очень, очень грустно.

Поэтому Бетти и Пёс, прихватив мячи, удалились в дом, в самую маленькую комнату, где у Бетти под кроватью хранилась её богатая коллекция. За последние дни экспедиций за мячами для гольфа было столько и в них участвовало столько народу, что, по Беттиным подсчётам, под кроватью должен был уже скопиться миллион мячей. Бетти встала на четвереньки и, отодвинув надувную утку, которую Пёс затащил под кровать ещё в день приезда, поползла прямиком к своему кладу. Клад помещался в трёх пластмассовых вёдрах: красном, жёлтом и фиолетовом – Джеффри купил их в «Лосином» специально для Бетти. Все три были доверху наполнены мячами для гольфа. Рядом с кроватью стояли ещё три пустых синих ведра, которые, Бетти надеялась, тоже скоро наполнятся доверху, ведь игроки продолжали разбрасывать свои мячи.

Обхватив двумя руками жёлтое ведро, она вытащила его из-под кровати и начала сравнивать лежащие в нём мячи с теми, что ей дал Туррон. В мячах для гольфа ей больше всего нравилось то, что отличало их друг от друга: слова, которые на них написаны, зелёные пятнышки от травы и маленькие вмятинки – там, где по мячу ударяли клюшкой. Бетти позвала Пса и предложила ему новую игру: кто больше найдёт интересных пятнышек и вмятинок? Но Пёс не заинтересовался: видимо, он полагал, что мячи – они и есть мячи, чего там на них ещё высматривать. И Бетти поняла, что придётся переключиться на что-нибудь другое. После вчерашней морской прогулки они уже несколько раз играли в тюленей – игра оказалась просто отличная.

– Давай играть в тюленей. – Ведро было тяжёлое, но Бетти всё же смогла водрузить его на кровать. – Вот, – сказала она. – Мячи будут камни, а мои мягкие звери – тюлени.

Наверно, Пёс подумал, что настоящий живой тюлень всегда лучше игрушечных, а возможно, он подумал что-то другое, этого никто не знает. Как бы то ни было, но он вскочил на кровать с таким воодушевлением, что жёлтое ведро взлетело вверх и, сделав сальто, брякнулось на пол, а его содержимое с ужасным грохотом рассыпалось по всей комнате.

Что оставалось делать Бетти? Только стянуть одеяло с кровати, набросить его на ведро и на мячи и надеяться, что никто ничего не слышал.

Пока Бетти у себя в комнате пыталась увлечь Пса рассматриванием мячей для гольфа, Скай шпионила за Джейн. Правда, когда Джеффри ей об этом сказал, она ответила:

– Не шпионю, а наблюдаю.

– Точно, наблюдаешь, – легко согласился Джеффри. – Чтобы шпионить, тебе пришлось бы от неё прятаться. А так можно спокойно сидеть и глазеть.

И действительно, Скай и Джеффри сидели за столом на террасе, Джейн стояла невдалеке, прислонясь спиной к берёзовому стволу и вперив взор в Океанский бульвар. На случай, если вдруг кто-то промчится по нему на скейтборде.

– Джеффри, с этим нельзя шутить, – сказала Скай. – По-моему, у Джейн из-за этого Доминика уже началось размягчение мозга… Что ты там мычишь?

– Так, крутится в голове песня, которую Алек с Турроном играли вчера вечером. – Джеффри промычал ещё строчку, потом напел со словами: – «И день и ночь сама печаль, она с тоскою смотрит вдаль и ждёт его, умчавшегося прочь» ^[22].

– Ты мне очень помог, спасибо, – проворчала Скай.

Тут в доме раздался грохот – тот самый, про который Бетти надеялась, что его никто не услышит, – и Скай подскочила из-за стола как ужаленная.

– Пёс не лает, значит, ничего страшного, – быстро сказал Джеффри. – Пойду проверю, что там такое, а ты продолжай наблюдать.

Кивнув, Скай снова опустилась на стул. Конечно, она понимала, что Джеффри над ней подтрунивает, и понимала, что она действительно ведёт себя по-дурацки. Давно бы уже подошла к Джейн, спросила бы её прямо в лоб, что за дурь на неё нашла, – и, наверно, услышала бы какой-нибудь вразумительный ответ… Но в этом месте в размышлениях Скай происходил какой-то сбой – почему-то она была практически уверена, что ответ Джейн не будет вразумительным, а будет, наоборот, совершенно невразумительным: опять начнётся та же белиберда про любовь, и про Доминика, и про то, что когда-нибудь Скай всё поймёт, когда встретит «его» – кого «его», что за бред? И если даже Скай сумеет сдержаться и не перекинет Джейн через подпорную стенку прямо на камни, всё равно она ни на шаг не приблизится к ответу на главный вопрос: что со всем этим делать? Вот не было бы никаких младших сестёр, с тоской думала Скай, она бы сейчас гоняла мяч на пляже, счастливая и беззаботная, отрабатывала бы подачу с правой ноги, которая у неё всегда почему-то идёт хуже, чем с левой…

– …а не подсматривала бы тут за сёстрами, будто делать больше нечего, – закончила она вслух и, чтобы как-то продержаться до прихода Джеффри, занялась упражнениями на растяжку ног.

– У Бетти просто мячики немножко рассыпались, – сообщил Джеффри, вернувшись. – Она, правда, пыталась накрыть их одеялом, но меня не проведёшь, я быстро разобрался, что к чему.

– Что, весь этот грохот – из-за Беттиных мячиков? А сколько их у неё?

– Она говорит, миллион. Э, не строй такую жуткую рожу!