Внеклассная работа - Борис Батыршин Страница 34

Мичман Шмидт и ещё двое офицеров помоложе с неподдельным интересом следили за моими манипуляциями. Унковский, сдав нас на руки «флажку», посидел немного и отправился чинить горелую катушку Румкорфа. Вот мне урок – не злорадствуй! Где же теперь то злорадство, с которым я разглядывал оборудование радиотелеграфной станции… может, и допотопное, и примитивное – зато лейтенант с унтером вооружатся сейчас паяльниками и пассатижами, покопаются в медных кишочках – глядишь, к вечеру передатчик заработает. Если, конечно, не потопнет вместе с радиорубкой. А как ему не потопнуть, если МАК при очередной перезагрузке уныло выдаёт один и тот же сбой, а загрузочный диск лежит себе в ящике стола бог знает в скольких километрах и в ста с лишним годах в будущем отсюда?

– Что-то не в порядке, Семён? Ваш прибор испортился?

Это Лёвочка Шмидт. Отлично понимаю сослуживцев, приклеивших парню такое несолидное имечко, – юношеский пушок над верхней губой, почти девичья кожа, тонкая шея никак не создавали мичману мужественного облика моремана. Увы, сейчас мне не до того, чтобы изучать облик офицеров Императорского Флота.

Осознав, что ноут забастовал всерьёз, я вспомнил о смартфоне. Материалы по «Петропавловску» предусмотрительно закачаны на Яндекс-диск, вот я их сейчас и…

Идиот! Какой Яндекс? Откуда тут сеть? Совсем ошалел от этих сюрпризов, соображать перестал! Дурные привычки информационной эпохи – все мы, если вдуматься, инвалиды на цифровых костылях, и если уж нас почему-то лишат их…

Шмидт сотоварищи молча наблюдали, как я запихиваю так и не заработавший ноут в рюкзак. Спасибо, хоть смартфон вытащить не успел… Интересно, а психиатр на броненосце предусмотрен? Священник точно есть – вон он, наблюдает за нами из глубокого кресла возле ребристой трубы минного аппарата.

Фиаско оказалось полным. Сперва Лёвочка Шмидт, изо всех сил пытавшийся вести себя и учтиво и предупредительно (ещё бы – как-никак личные гости адмирала!), выслушал мой сбивчивый монолог о печальной судьбе, которая ожидает броненосец. Уж не знаю, на какой минуте этого словоизвержения он записал меня в буйнопомешанные; во всяком случае, перебивать не пытался, а только кивал и смотрел добрыми глазами. Народу вокруг прибавилось – после утомительной утренней тревоги, вызванной гибелью «Страшного» и боем «Баяна», ежеминутного ожидания возможной схватки с японской эскадрой, начальство, что называется, ослабило вожжи. Офицеры один за другим потянулись в кают-компанию – перекусить и влить в себя чего-нибудь горячего. Так что слушателей у меня оказалось достаточно: батюшка уступил кресло возле минного аппарата инженеру-механику Стейпелю, весёлому малому, который начал задавать нам со Светкой вопросы об учёбе и гимназии. Мои пророчества о судьбе броненосца отскакивали от него как от стенки горох.

Рядом со Шмидтом устроился другой мичман; он немедленно выложил на крахмальную скатерть допотопный фотоаппарат-гармошку марки «Фолдинг» и принялся вдумчиво ковыряться в нём тонюсенькой часовой отвёрткой. Его представили нам как мичмана Николая Иениша, коллегу Унковского по минно-гальванической части. Имя показалось мне знакомым: то ли воспоминания встречал в Сети, то ли, наоборот, читал о нём в чьих-то мемуарах.

В отличие от балагура Стейпеля Иениш в разговоре не участвовал – копалсявнутре фотокамеры ипоглядывал искоса. Проникая через иллюминаторы, открытые для разгона возможных ядовитых газов шимозы (это взрывчатка такая, японская, начинка фугасных снарядов), прохладный сквознячок прогуливался по помещению.

Исчерпав аргументы, я снова вытащил из рюкзака ноутбук. Кают-компания заинтересовалась, господа мичмана даже привстали, разглядывая диковину. Но, увы – футуршока не случилось, проклятый агрегат так и не заработал.

Это был удар ниже пояса – я сидел красный как рак, лихорадочно соображая, что делать. Ясно как день, что разговора с адмиралом теперь не получится, поскольку убойного аргумента в виде набитого бесценной информацией ноутбука больше нет. Адмирал же, человек крайне занятой, не сможет уделить и минутки своего драгоценного времени странным гимназистам. А уж Лёвочка Шмидт наверняка в красках распишет Макарову, что детишки то ли от восторга, то ли от ужаса помутились рассудком и мелют чушь. Остаётся что? Сидеть здесь, в кают-компании обречённого корабля, и слушать воркование Светки?

А она времени не теряет: ловко переключила внимание на себя. После моего позорного провала ей хватило пары реплик, чтобы и Шмидт, и Стейпель забыли обо мне и принялись наперебой излагать ей события последних дней. Даже Иениш оставил своё фото-чудище иотправился за свежими газетами. Светлана рада стараться – хлопает длиннющими ресницами, брызжет на офицериков искрами из глазищ… А голосок-то какой медовый! Всё, им уже не до меня – Шмидт предупредительно пододвигает барышне чашечку чаю, а Иениш самолично устраивает выволочку вестовому, за то что в буфете не нашлось свежего лимона.

– Японцы вознамерились закупорить наш флот в артурской луже, – распинался Лёвочка. – Отчаянное дело – взяли четыре коммерческих корыта, насыпали в трюма бутового камня и угля, чтобы тонули порезвее, да и полезли в проход!

– Болтают, эти пароходы накануне в море осматривал «Аскольд», – заметил Иениш, успевший уже отцепиться от вестового. – Когда подбитые брандеры осмотрели, под свежей краской разобрали надписи на английском. И на борту, рассказывают, отыскали английские флаги. Подлый народ, только и жди от них пакости…

– Кто подлый народ – японцы? – уточнила Светка.

– Да нет, барышня, англичане. Вечно они России свинью пытаются подложить – вот и теперь япошкам, как могут, способствуют в их пакостях. История с брандерами тёмная, и, боюсь, правду мы узнаем не скоро.

Ох как прав мичман Иениш! До сих пор, между прочим, спорят, хотя прошло больше века…

– Ну команда уж точно была японская, – продолжал Шмидт. – Храбрецы, что тут скажешь! На невооружённых пароходиках – так, по паре мелких скорострелок на каждый, от миноносцев отстреливаться – и в самый ад, под огонь береговых батарей, под пушки всей эскадры! И ведь не первый раз…

– Да, четырнадцатого марта они удачно выбрали момент, – отозвался с дальнего конца стола минёр. – Безветренная ночь, туман – вполне могли бы и проскочить. Но не вышло: в итоге один воткнулся в брандер, что ещё раньше затопили у маяка, и до половины корпуса сел в воду. Другой и сейчас торчит из воды у Электрического утёса. А ещё два, связанные между собой, выкинулись на берег у Золотой Горы. Молодцы батарейцы, постарались!

– Всё равно чуть не проспали японцев! – упрямо повторил Шмидт. – С батарей разглядели брандеры, только когда те были у самого прохода, – и не кинься на пересечку два наших миноносца, ещё неизвестно как бы дело обернулось. А так – мина с «Сильного» оторвала головному брандеру нос, а остальные сбились в кучу, по которой батареи били, как в стаю сидячих уток!

– Ну да, – хохотнул лейтенант. – И первым делом залепили шестью дюймами в самого́ «Сильного». – Отчего на том взорвался один из котлов и даже, как я слышал, кого-то убило. Спасибо Криницкому, командиру миноносца, – не растерялся и выкинулся на берег прямо под батареей Электрического утёса. А то бы кормить им рыб вместе с японцами!