Республика Шкид - Леонид Пантелеев Страница 33

Захватили по наволочке с подушек, решив набрать побольше.

Вышли на трамвайную линию и зашагали по шпалам.

Япончик ругался и подпрыгивал, согревая посиневшие ноги.

– Черт! В такую погоду – да картошку копать.

– Ничего не поделаешь. Последний раз, – успокаивал его Янкель.

Наконец пришли к цели. Огород был большой и знакомый. Стенгазетчики уже привыкли к нему, так как оттуда они не раз таскали картошку. С минуту ребята постояли на дороге, оглядываясь и набираясь сил, потом Янкель нагнулся и юркнул в ботву. За ним последовал Японец.

Сразу же оба выругались. Действительность превзошла все ожидания. Дождь оставил заметный след: в грядах стояли лужи, глинистая земля превратилась в липкую кашу.

Зато копать было легко. Прямо руками дергали ребята мокрую ботву, и она покорно вылезала вместе с целым гнездом картошки.

Работали молча, изредка вполголоса перекликаясь, чтобы не терять друг друга из виду, и наконец, когда наволочки вздулись до отказа и не могли больше вместить ни одной картофелины, ребята выползли на дорогу. Но тут, взглянув друг на друга, они не на шутку испугались. Чистенькие белые рубашки стали серыми от глины.

– Здорово обработались, – сокрушенно проговорил Янкель, но Япошка только свирепо взглянул на него и дал знак отправляться обратно.

Подходили к даче.

– Как бы не засыпаться! Мимо Витиных окошек идти надо, – предупредил Янкель, но Японец и тут проявил беззаботность.

– Пустяки. Он слепой. Не заметит.

Ребята благополучно дошли до веранды, как вдруг в дверях показался Викниксор.

Оба редактора юркнули под веранду и притаились.

Шаги приближались.

– Не заметил, – успокоил себя дрожащий Японец и вдруг сжался.

– Еонин! Вылезай немедленно! – раздался окрик сверху.

Оба молчали.

– Еонин! Ну, живей!.. Кому я говорю!

– Вылезай, Япошка, – забеспокоился Янкель. – Запоролись, вылезай.

Тщедушное тельце Япончика показалось на свет, и, виновато моргая, он остановился перед Викниксором.

– А картошка где? – грозно спросил заведующий.

– Какая картошка?

– Доставай картошку, каналья! – заревел гневно Викниксор.

От слова до слова все это слышал Янкель, и, дрожа всем телом, он стал поспешно отсыпать картошку из наволочки; в голове его тем временем проносились мысли одна другой ужаснее.

«Засыпались… Позор… В Лавру отправят… Прощай, Стрельна… Прощай, Шкида… и прощай… прощай, газета «Зеркало»!..

– Доставай картошку! – гремело наверху.

Потом Янкель услышал непривычно тихий голос Япончика:

– Сейчас, Виктор Николаевич. – И сам Еонин показался перед щелью. Янкель молча сунул ему в руки наполовину опустошенную наволочку, и тот полез обратно.

Наверху завозились, и две пары ног, дробно отстукивая по настилу веранды, удалились.

Янкель осторожно вылез и огляделся. В таком грязном виде идти в школу нельзя. Надо было вымыться и выстирать рубаху. Дрожа от холода, он помчался к пруду, скинул белье и стал стирать его, потом тщательно выжал и надел. От мокрой рубахи стало еще холодней. Зубы выбивали барабанную дробь. Янкель побегал, чтобы согреться и обсушить белье на теле, потом постарался придать себе беззаботный вид и, насвистывая, направился к даче.

У дверей его встретили ребята и предупредительно насовали в руки желудей.

– Скажи, что желуди собирал. Витя искал тебя.

Однако желуди не понадобились. Лишь только он пришел в столовую, на него наскочили воспитатели.

– Черных, в спальню немедленно.

– Зачем?

– Иди, не разговаривай.

В спальне сидел Викниксор. При виде Янкеля он нахмурился.

– Раздевайся и ложись.

Янкель не понял, зачем он должен ложиться, но понял, что запирательства не помогут.

– Где наволочка?

– Сейчас принесу, Виктор Николаевич.

Вместе с картошкой появилась на свет и грязная, замусоленная наволочка.

Потом редакторов раздели, попросту отняли штаны, заставив их таким образом лежать в кроватях под домашним арестом.

Летом это было очень тяжелым наказанием, но теперь на дворе уже бродила осень, и наказание подействовало мало.

Много передумали Японец и Янкель, лежа в кроватях. Днем к ним забегали и сообщали последние новости:

– Вас в Лавру направляют!

– Викниксор выхлопатывает сопроводительные документы!

Новости были одна печальнее другой, и парочка приуныла. Потом постепенно к мысли об уходе привыкли. Горе стало казаться привычным, и преступники уже перестали считать себя шкидцами.

На третий или четвертый день ожидания Янкель предложил:

– Давай выпустим прощальный номер «Зеркала».

Японец согласился.

Нелегко было делать последнюю газету.

Японец написал забавный фельетон под названием «Гроза огородов». Читая, оба смеялись над злополучными похождениями двух бандитов, а когда прочли, задумались. Грустно стало.

Фельетон пустили гвоздем номера. Это было своевременно. Вопрос о переводе Янкеля и Японца был злободневным вопросом, и вопросом спорным. На педагогическом совете мнения разделились. Одни стояли за перевод ребят в Лавру, другие за оставление.

Янкель украсил фельетон карикатурами, потом написал грустное лирическое стихотворение – описание осени. Принес стихотворение и Финкельштейн – Кобчик, – недавно появившийся, но уже знаменитый в Шкиде поэт.

Прибавили ряд заметок, и наконец прощальный номер вышел.

Об отъезде в газете не было ни слова, но номер вышел на этот раз невеселый.

Наконец наступил последний день.

Янкелю и Японцу выдали белье и велели собираться. Серое, тусклое утро стояло за окном, накрапывал дождь, но когда одетые в пальто и сапоги ребята уложили свои пожитки и вышли на веранду, вся Шкида дожидалась их там.

Ребята попрощались.

Вышел Викниксор, сухо бросил:

– Пошли.

Вот уже и Петергофское шоссе. Блестят влажные трамвайные рельсы. В последний раз оглянулись ребята на дачу, где оставили своих товарищей, халдеев и – «Зеркало», любимое детище, взращенное их собственными руками…

Сели в трамвай.

Всю дорогу Викниксор молчал.

У Нарвских ворот ребята вылезли, ожидая дальнейших распоряжений.

Викниксор, не глядя на них, процедил:

– Зайдем в школу.