Обещание ведьмы - Лене Каабербол Страница 31

Мы окружили её, пока она не оправилась от удивления. Должно быть, её вид производил странное впечатление, особенно на Оскара, который хорошо знал папу, – но он и виду не подавал. Он слышал её издевательские слова и давно понял, что это не папа, хотя сходство было разительным.

Бравита принялась ходить от одного к другому. А потом рассмеялась.

– Ну и ну, вот так компания! Змеиный выродок, молокосос, мышиный друг и уродец – а ещё тринадцатилетняя шмакодявка, которая и понятия не имеет, кто она. Вот так сражение намечается!..

Совсем недавно её слова наверняка заставили бы меня скукожиться как листок бумаги, брошенный в огонь. Я бы скорее поверила в неё, чем в себя. Но теперь произошло обратное. Что-то внутри меня скользнуло на место – словно вправленный сустав вывихнутого плеча. Да, это мой колдовской круг. И вместе мы сильнее, чем по отдельности. Мне было наплевать на издёвки Бравиты, наплевать на то, что другим диким ведьмам наш круг наверняка показался бы странным. Кахла старалась изо всех сил не стать такой, как её мама, Аркус всё ещё был ребёнком, Оскар не имел никакого отношения к колдовству и смог стать частью круга только потому, что когда-то мы смешали кровь, Никто была создана с помощью магии и человеком не являлась, а я ещё год назад не знала, что я дикая ведьма, даже не подозревала, что такие существуют…

Но всё это не имело никакого значения. Мы вместе преодолели лабиринт. Вместе мы обладаем достаточной храбростью и силой – пусть Бравита только попробует!

Подняв руки, Кахла пропела первый звук. Я заметила, как что-то пробежало от одной её руки к другой, словно искорка между двух полюсов. Аркус повторил за Кахлой, его голос звучал так звонко и ясно, что прекрасно бы влился в хор мальчиков. Никто вспорхнула с его плеча и приземлилась на хвостовые перья, чтобы можно было выставить вперёд ножки с пальчиками. И ножки, и дикая песня слегка подрагивали, но её лицо светилось решительностью и отвагой. Оскар на мгновение растерялся – ведь за исключением той помощи, которую он оказал мне, когда я пыталась прибегнуть к магии дикой песни посредством рэпа, он ничего подобного раньше не делал. Он встал в позу эдакого колдуна из ролевой игры и, выставив вперёд руки – одну чуть дальше, чем другую, – затянул, поколебавшись, случайный звук. Между его руками не пробежало никакой искорки, но всё равно… что-то произошло. Он это почувствовал, и его лицо озарилось улыбкой. Валиант выпрямился и подобрал передние лапки к груди – казалось, он вот-вот захлопает.

Дело было за мной.

«Если Оскар смог…» – подумала я.

По-моему, я уже говорила, что пою примерно так же хорошо, как лягушка, у которой разыгралась ангина. Но сейчас нужна была не прекрасная песня. Нужны были сила, воля и храбрость. Мощь Львиного Сердца. Нужно просто не дать Бравите причинить им зло – никому из них: ни моему колдовскому кругу, ни моей маме, ни папе, ни нашим диким друзьям, ни тысячам других животных. Насколько это возможно, мне нужно её остановить.

«Мощь Львиного Сердца», – повторила я себе самой.

И запела.

Громко. Пронзительно. Неистово. И даже не особенно фальшиво.

ЗИИТРЗИЗИТРЗИТРЗЗЗЗ…

Казалось, через меня волной пробежал потрескивающий электрический разряд. И не только через меня. Моя жизнь соединилась с жизнями остальных, силы объединились воедино, и между нами возникло кольцо, сотканное из общих сил, жизненной энергии, отблесков молний и танцующего огня. Во все стороны посыпались искры, словно кольцо было из языков пламени газовой горелки, а мы за него цеплялись – я видела, как жар отражается на лицах и в слезящихся глазах моих друзей.

Бравита завопила от ярости. И вдруг увеличилась в полтора раза. По-прежнему можно было различить черты лица и фигуру моего папы, однако лицо Пии просматривалось всё отчётливее, а ещё видно было пиявок, мельком – быка, мельком – девочку Кимми, впоследствии ставшую Кимерой… Друг за другом появлялись люди и животные, которых она поглотила. В какой-то миг я даже разглядела собственное лицо, так как благодаря пиявкам и мерзкому грифу в ней были так же и мои кровь и плоть.

Она нацелилась на того, кто, по её мнению, был самым слабым, и понеслась в сторону Никто.

– Держитеееесь! – закричала я – вернее, пропела, так как поняла в ту же секунду, что нам нельзя разжимать руки или прекращать дикую песню.

Весь круг содрогнулся от удара, когда атака Бравиты достигла Никто. Возникла ужасная боль – словно всё тело разрывалось на части, – однако она оказалось лишь маленькой толикой того, что затем последовало.

«Уродец. Никчёмный безымянный уродец. Зачем ты только появилась на свет, нужно было сразу же тебя умертвить!»

Нас захлестнуло волной презрения и ненависти к самой себе, а дикая песня Никто превратилась в жалкое попискивающее хныканье. Пальчики на ножках попеременно вздрагивали, словно они удерживали оголённые провода.

«Отпусти. Какой тебе толк здесь стоять? Никому из них ты по-настоящему не нравишься. Та, что утверждает, будто она твой друг… спрятала тебя в конюшне с другими животными, когда в гости приехал её папочка. Они сидели, объедаясь праздничным тортом, а тебя вышвырнули в темноту, чтобы никто не видел, какая ты мерзкая. Разве не помнишь?»

– Пи-пи-пи… – выдавила из себя Никто, и было видно, как она вся сжимается. Мне было больно вдвойне, так как я чувствовала, какой жалкой она себе кажется, а ещё я знала, что самое горестное воспоминание, которое смогла отыскать Бравита, заключалось не в том, что Никто провела какое-то время в клетке у Кимеры, и не в том, что девочка-птичка чуть не умерла в гроте или прошла вместе с нами через множество испытаний и опасностей – нет, самым худшим был момент, когда я её предала. Когда она перестала верить, что я её друг. Я попыталась добраться до неё с помощью дикого чувства, попыталась сказать, что люблю её и горжусь ею. Но презрение Бравиты встало между нами ледяной стеной.

«А ещё молокосос, который убежал из дома. Бросил мать с братьями и сёстрами! Повезло ещё, что какая-то слепая старуха взяла тебя, чтобы читал вслух, иначе бы у тебя и дома-то не было. Ты что, действительно думаешь, что «ах-какая-милая» Клара считает тебя достойным последнего ворона? Как только подвернулась возможность, она сразу же отослала тебя обратно к вороновым старухам. И не пройдёт много времени, как они отберут у тебя обоих воронят, потому что считают этих птах гораздо важнее тебя».

«Нет! – безмолвно закричала я. – Я сделала это, чтобы защитить тебя! И у Эрии не может быть лучшего друга, чем ты!»

Она перевела взгляд на Кахлу, но та её опередила.

– Ты можешь ничего не говорить, – произнесла она, напевая. – Сама знаю. Я слишком похожа на маму. Я эгоистичная, гордая и жадная. Я без ума от своих способностей и часто использую их неправильно.

Бравита на секунду помедлила. А затем, проигнорировав Кахлу, уставилась на Оскара.

«Змеиный выродок, по крайней мере, настоящая дикая ведьма, – сказала она. – А вот с мышиным другом дела обстоят похуже. Тебе ведь вообще здесь не место. У тебя нет и крохи колдовских способностей. Ты просто всё ходишь за какой-то размазнёй, которая, едва услышав «Бу!», сразу пачкает штаны. Думаешь, всё будет, как в романах, и ты сможешь сыграть роль героя? Думаешь, тебе позволят нечто большее, чем просто таскать за ней сумку?»