У собачьего древа - Валерий Квилория Страница 31

Депутаты мало-помалу прибывали. Отовсюду доносились птичье чириканье, посвисты, писк, клёкот, сопение, рыканье, кваканье и даже змеиное шипение. Зал заседаний, тем не менее, был заполнен только на треть. Друзья, по совету Потапыча, решили прогуляться и пошли вдоль рядов к выходу.

– Смотри, – шепнул Шурка дрогнувшим голосом.

Лера глянул и отшатнулся. Зрелище было устрашающим – обливаясь кровью, в первом ряду тяжело вздыхал бегемот. «Ничего себе гуманизм! – разом подумали мальчишки. – Бегемота прирезали!».

– Что это с вами? Вас ранили? – бросились они к окровавленному великану.

– Пусть бы кто попробовал, – расплылся бегемот в широченной улыбке, и друзья увидели редкие жёлтые зубы, среди которых, словно кинжалы, торчали два здоровенных клыка.

– А почему на вас кровь?

– Это пот у меня такого цвета, – пояснил бегемот.

– Да, но ведь ручьём течёт.

– Так и надо. Когда мне жарко, я всегда хорошенько потею, чтобы не перегреться.

– Эх, – снова тяжело вздохнул бегемот. – Мне бы сейчас в речку и поспать часок-другой. Мы ведь по ночам пасёмся на лугах, а днём в воде отдыхаем. Если бы не экстренный сбор, я бы булькнул в какой-нибудь славный омут.

И он ещё раз вздохнул: – Вы случайно не знаете, по какому поводу заседание?

– Знаем, – кивнул Лера, решив перетянуть бегемота на сторону рыб. – Океанические жители требуют принять их в Лигу Разумных Существ и считать свободными и равноправными.

Услышав это, бегемот заморгал своими заплывшими жиром глазками. Друзья припомнили поросячьи глаза коробчатого инопланетянина и поёжились. А вдруг перед ними не депутат, а замаскированный Фу-Фью? Словно подтверждая их опасения, бегемот встал и широко распахнул свою огромную пасть. Мальчишки в ужасе сжались… Но великан и не думал нападать, он отвернулся и протяжно зевнул в сторону.

– Я всеми своими шестнадцатью копытами «за», – заявил он, сдерживая второй зевок.

– Шестнадцатью копытами? – не поверил Лера.

– Именно, – и бегемот задрал переднюю лапу. – У нас, у бегемотов, на каждой ноге имеется по четыре пальца, и на каждом пальце своё собственное копытце.

– Здорово! – присмотрелся Лера и уточнил на всякий случай: – Значит, вы будете голосовать за то, чтобы принять жителей морей и океанов в эЛэРэС?

– А как же, – кивнул бегемот. – Они давно заслужили. Кстати, я с ними состою в родстве.

– Вы на рыбу не похожи, – усомнился Шурка. – Шутите?

– Нисколько. Правда, я родственник не рыбам, которые жабрами дышат, а китам, у которых есть лёгкие.

– И с китом у вас ничего общего нет.

– А вот и есть. Давным-давно у нас были общие предки. Они тоже любили воду. Примерно пятьдесят, а может, шестьдесят миллионов лет тому назад одни из них решили больше не выходить на сушу и превратились в китов. Другие землю не покинули и стали успешно развиваться. Нас было очень много. Представляете, тридцать семь родов!

– А где же они теперь?

– Умерли, – поник головой бегемот. – Все умерли. Остались только мы – гиппопотамы.

– Примите наши соболезнования, – друзья склонили головы вслед за бегемотом.

– Да вы особо не печальтесь, – дёрнул ухом гигант. – Вымерли они почти два с половиной миллиона лет назад. А про наше родство с китами совсем недавно стало известно. До

этого древние египтяне обзывали нас водяными свиньями, европейцы – водяными коровами, а древние греки почитали за речных лошадей. Гиппопотам, кстати, так и переводится – речная лошадь.

– На свинью вы местами похожи, – согласился Лера, – глаза такие же и уши. Насчёт коровы не знаю, может, потому, что толстые? А лошадь ни капельки не напоминаете.

– На самом деле мы бегаем, как лошади, – важно сообщил бегемот, – но только под водой.

– Как это?

– Да так, ныряешь и мчишься со скоростью тринадцать километров в час.

– Не может быть! – не поверил Шурка, оглядывая неповоротливую тушу депутата.

– У вас вон и брюхо по полу волочится, – поддержал друга Лера. – Вы даже ходите с трудом.

– Внешний вид бывает обманчивым, – хитро прищурился бегемот. – Но из-за того, что во мне весу больше трёх тонн, я сразу же опускаюсь на дно. А там только ногами успевай перебирать да через каждые пять минут всплывать на поверхность, чтобы воздуха глотнуть.

– Точно! – обрадовался Шурка. – И киты так плавают, то вынырнут, то нырнут, только они ныряют намного дольше.

– Конечно, дольше, – согласился бегемот и опять вздохнул, – гиппопотамы могут не дышать, самое большое, полчаса, и то в крайнем случае. А киты полтора часа на поверхность не всплывают. У них, знаете, какие лёгкие здоровенные – ого-го! А ещё у них кровь особенная, в ней намного больше кислорода помещается, чем в нашей. И расходует кит кислород не так как мы, а очень экономно. Нырнёт, и сердце его начинает биться в два раза медленней, а кислород поступает вначале в мозг и сердце, а потом уже к остальным органам, и то понемногу.

– Я слышал, что у кита сердце бьётся девять раз в минуту, – вспомнил Шурка.

– Вполне вероятно, – вздохнул бегемот и снова улёгся на свой мат.