Мёртвая свадьба - Елена Усачева Страница 30

– Мы с тобой будем муж и жена, – сообщила Сонька. – Сейчас свадьбу сыграем. Ты как будто за столом сидишь, а я тебе как будто подаю.

– Да! – завопила Анна. – Это будет хороший кадр. У нас и цветы есть.

И она продемонстрировала охапку только что сорванной травы. Колян дёрнул себе травинку, зелёная шелуха посыпалась на пол.

Толик обомлело смотрел на друзей, не в силах шевельнуться. Родилась мысль, что он ещё не совсем выздоровел и сейчас перед ним разворачивается бред.

– Чего вы на него уставились? – прогудел Колян, с наслаждением вгрызаясь в стебелёк. – Пошли на кухню, он переоденется.

– Переоденется! – завопила Анна, махнув охапкой травы, словно выметая всех за порог.

– Ты не тяни давай, а то нас твоя мать погонит, – напомнил Колян и тоже скрылся за шторой.

– Мы быстро! – звенел голос Наташи.

– Какое быстро? – уже не так агрессивно сопротивлялась мать. – Что вы делаете? Да что же это такое!

– Но почему вы не хотите? – уговаривала Наташа. – У вас же такой дом! Сами рассказывали, что отец рубил.

– Дед с дядькой, – недовольно поправила мать.

– Вот! Это когда было-то! До революции? – давила Наташа.

– Да уж в тридцатые это было. Как раз тогда разрешили строиться. Им лес выписали.

– Какой дом! – сыпала восторгами Наташа. – А печка! Это же какая знатная печка!

– Да дом-то не карельский, – из последних сил держалась мама. – Так, обыкновенный. Вы к Зеньковым сходите. Вот у кого дом.

– Но там нет печки. Наверху-то печь они разобрали, и нижняя дымить стала. – Наташа билась до победного.

Как только Толик остался один, то сразу нырнул под кровать за шлёпками, чертыхнулся, увидев чёрные сапоги. Стянул футболку, накинул косоворотку, влез в штаны, сунул ноги в сапоги. Они были маленькие и неудобные. Ну да это на пять минут. Обо всём остальном он старался не думать. Ни о гостях, пришедших без приглашения. Ни о том, что раньше ребята никогда так не поступали. Не врывались в дома, игнорируя протесты хозяев. У них в селе уважали покой друг друга. А тут друзей как будто подменили.

Его появление на пороге было встречено дружным криком. Всё вокруг сразу закрутилось. Толик оказался сидящим за столом с блюдцем в пальцах. Наташа показала, что он сейчас должен пить чай, а Сонька будет ему подавать калитки – их принесли с собой. Народ на кухне заметно похозяйничал, отодвинув мать к печке. На стол была наброшена праздничная скатерть с вышитыми оранжевыми ягодами морошки, из горки появился чайный сервиз и стадо шагающих друг за другом слоников.

При виде калиток у Толика забурчало в животе. Сам не заметил, как цапнул одну и откусил. Вкуснотей! Он обожал этот чуть горьковатый привкус ржаной муки. Зажмурился от удовольствия.

– Да! – заголосила Анна и стала прыгать вокруг с фотоаппаратом, взмахивать рукой, командуя: – Замерли! Замерли!

– Это будет семейная сцена, – разводила актёров Наташа, – а вы гости. Заходите в дом. Тётя Люба, там постоите, ладно? У вас отличная юбка!

– О! Кадр! – заорала Анна и стала щёлкать мать, от бессилия приткнувшуюся в углу.

Толик глянул на мать и подумал, что карго с карманами и цепью на поясе ему теперь, конечно, не видать.

Ритке дали в руки ухват, он оказался слишком длинным для неё. Пока приноравливала орудие к руке, чуть не зашибла зазевавшегося Игорька.

– Отлично! – веселилась Анна. – Подхватываешь чугунок и слегка поднимаешь!

Ритка с третьей попытки поймала узкую придонную часть чугунка, крякнула, напрягая руки. Чугунок остался на месте. Толик усмехнулся, вспомнив, как вчера из этого самого чугунка мылся. Вода, наверное, осталась, вот Ритка и не справилась.

– Давай помогу! – поднялся Толик.

– Да! Кадр! – взорвалась Анна. – Она с ухватом, а ты держишь чугунок. Семья за работой!

– Он мой муж, – обиделась Сонька от двери.

– Сейчас и с тобой сделаем, – выставила руку в её сторону Анна.

Толик глянул на довольного Игорька. А почему не его женихом нарядили? С чего вдруг за всё Толик отвечает? Или все уже отфотографировались?

– Ой, не нравится мне это, – пошла к ним из-за печки мать.

– Тётя Люба! Мы заканчиваем, – кинулась наперерез Наташа. – Одна сцена!

– А со мной? – засопела Сонька. – Я – жена!

– Берёшь чугун! – Анна показывала мизансцену Толику. Ритка хмурилась, обнимая ухват, чесала голую ногу другой ногой. – Или хотя бы подходишь к нему. И протягиваешь руки. А она как будто супа тебе наварила. И улыбаетесь.

Поднять чугун? Толик приноровился и еле оторвал котелок от шестка. Тяжеленный какой. Чего-то много здесь воды. Разве вчера Толик его не ополовинил? Или мать опять налила, чтобы погреть, пока печка ещё тёплая? Воду бы вылить, тогда и чугун можно таскать. Толик смотрел внутрь, на тёмный неровный край. Вода была чуть мутная, как будто с песком. Ну, конечно, воду-то брали из озера.

– Отлично! Замерли! Ухват выше! Ещё! Толя, на меня.

Голова не поднималась. Глаза были прикованы к воде. Лёгкая волна ходила туда-сюда, перехлёстывая через чёрные бока, дул успокаивающийся сиверик.

– На меня, Толя! – звала Анна.

«Ко мне!» – требовал голос.

«А ты плесни и плыви, – усмехнулся остролицый. – Заждался я. Без тебя задачка не решается».

Вода плеснулась. Толик чуть наклонился. И почувствовал, что проваливается в воду с головой. Кто-то закричал. Кажется, мать. А ещё чугунок упал и отдавил ногу.

Глава восьмая
Кто сильнее

Перед тем как нырнуть, Толик выдохнул от удивления. Невозможно было представить, что он поместится в чугунке целиком. В горловину этой посудины и макушка не пролезет. Если только уши отчекрыжить. Да и что за сила нужна, чтобы его, здорового парня, всосало в такой крохотный объём? Даже не пылесос, а целая всасывательная машина. Большая, с мощным двигателем.

Но он вот так взял и всосался. И очень даже хорошо поместился. Вместе с ушами. Прошёл со свистом и оказался в воде.

Но перед этим выдохнул. А вдыхать уже стало нечего. Не рыба. Он старательно плыл, работая руками и дрыгая ногами. Изнутри всё разрывалось от желания вдохнуть. В животе появился неприятный холод, взвихрился мурашками, собрался в комок, поджал лёгкие. Голова закружилась. Диафрагма заходила туда-сюда в попытке захватить хотя бы немного воздуха, но взяться воздуху было неоткуда. Сознание стало чернеть.

Рука сделала неправильное движение, не загребла воду, а дёрнулась по воздуху. Толик вскинулся, выбрасывая тело на поверхность. Вдохнул, чувствуя, что воздуха опять не хватает. Что сердце бьётся в горле, перекрывая его, не давая этому самому воздуху проходить.